Конец Подземного города - [65]

Вторая дочь, Гледис, неутешная вдова погибшего при автомобильной катастрофе сотрудника монийской военной администрации в Европе, дала обет вечной верности памяти мужа. Она пришла с крохотной собачонкой на руках.

Две младшие дочери Менксов, Роза и Джен, были в том возрасте, когда дверь в детскую уже захлопнута, а дверь в мир еще не открыта. Впрочем, восемнадцатилетнюю Розу собирались вскоре обвенчать с господином Греем, наследником ближайшего друга Менкса-старшего. О самой младшей, Джен, не приходилось еще говорить в этом плане, так как ей едва минуло шестнадцать лет, и она скорее была похожа на мальчишку-сорванца, чем на невесту.

Джен внушала родителям серьезные опасения. Господин Менкс-старший приглядывался к ней и втайне изучал ее терпеливо и настойчиво. Он никак не мог понять, что вырастет из его последнего чада. Она не заботилась о внешности и усвоила жаргон и манеры улицы. Для нее не существовало авторитетов. Она, например, не признавала славы девятнадцати исследователей далекой Арктики и не присутствовала на банкете, устроенном по подписке в их честь ее школой. Эту экспедицию она зло окрестила «крокодилы во льдах», за что ей как следует влетело от отца и братьев. Она не посмела перечить отцу, пообещала забыть эту кличку, но братьям заявила:

— Хорошо, я не буду больше называть их крокодилами. Но думать о них иначе я не могу…

Да, с Джен были вечные недоразумения. Пожалуй, менее тяжелые, чем с Джемсом, но все же достаточно неприятные…

Впрочем, сегодня семейная идиллия ничем не была нарушена.

Боб и Джен беседовали в углу гостиной шепотом. Райт и Франклин молча играли в шахматы, а почтенный Генри Пейдж дремал с газетой в руках в глубоком покойном кресле. Несмотря на сотню насильственных смертей, описанных на страницах газеты весьма сочно и натурально, с подлинным знанием дела, почтенный ученый все же умудрился задремать.

Джемс давно ушел в комнаты матери и там накачивался алкогольными смесями, чтобы к выходу отца «быть готовым».

Гвендолен, Дороти-француженка и просто Дороти упорхнули на автомобиле в город, так как выяснилось, что никто не догадался приобрести для дедушки Джо новый ночной колпак. Ночной колпак занимал в жизни Менкса-старшего весьма и весьма заметное место. Он считал, что хороший ночной колпак из кашмирской шерсти влияет на нервную систему, пищеварение и деятельность сердца. Преподнесение нового колпака родоначальнику в день его рождения стало семейной традицией.

Часы ласково проурчали восемь раз. Вбежала Гвендолен, за ней обе Дороти. Маленькая Джен ущипнула Боба и заняла свой обычный пост у двери. Все столпились перед столом. Все смолкло…

В тишину врезались четкие, неторопливые шаги. Как в раме черного дерева, в дверях появился глава рода, господин Менкс-старший, крупный, дородный человек с большой головой, с широким лицом. Его умные, совсем еще молодые глаза живо светились, широкое белое лицо приветливо улыбалось каждой своей морщинкой.

— Ну, здравствуйте, дорогие! Здравствуй, Дороти! Ты по-прежнему сияешь на нашем небосклоне эдакой вифлеемской звездой… Здравствуй, Гвендолен! И ты, Лиззи, и ты, и ты…

После женщин господин Менкс перечислил по имени мужчин. Он называл их в том порядке, в каком они попадались ему на глаза, затем сел в кресло, оглянулся и спросил:

— Что это не видно нашего дорогого Джемса?

Как и в прошлую субботу, и в позапрошлую, как и в каждую субботу, госпожа Клавдия выступила вперед, взяла мужа за руку и самым нежным голосом, на какой была способна, проворковала:

— Наш милый мальчик страдает очередным приступом малярии. Я уложила его в детской, и он теперь сладко спит.

Господин Менкс, как и в предыдущие субботы, сделал вид, что верит жене.

— Что же эти эскулапы никак его не вылечат! Напомни мне, Клавдия, я сам займусь его лечением…

Первый стакан чая госпожа Клавдия подносит мужу. Он с наслаждением глотает горячую и черную, как тушь, жидкость.

Господин Райт подталкивает Боба, и тот, пряча руки за спиной, приближается к деду:

— Дедушка, ты не будешь сердиться?

— А что, снова напроказил? — Дед делает вид, что ни о чем не догадывается: жизнь сделала из него превосходного актера, и он рад блеснуть своим талантом. — Ну, признавайся, шалун. Если есть за что — рассержусь. Но сегодня, в день моего рождения, постараюсь сердиться как можно меньше.

— Дедушка, я хочу в день твоего рождения подарить тебе на память этот альбом. Здесь ты найдешь копию вахтенного журнала яхты «Наяда» и восемь наших морских песен…

— Ах ты шалунишка! Нарушил, нарушил порядок, не выполнил моего желания… За это заставлю тебя, во-первых, сказать, кто сочинил эти морские песни, во-вторых — пропеть вашу самую любимую так, как вы исполняете ее на море.

— Есть, адмирал! — ответил Боб, опуская руки по швам. — Песни сочинил капитан «Наяды» господин Боб Менкс, самый-самый-самый младший.

— О, да вы, капитан, еще и поэт? — Дед делает вид, что для него это приятная неожиданность. — Поздравляю, поздравляю! Впрочем, послушаем. Может быть, песни никуда не годятся?

— Годятся, дедушка! — восклицает Боб и подает знак Джен.

Та выходит в коридор и возвращается с тремя коренастыми мальчуганами, одетыми в морскую форму, придуманную для них самим дедушкой Джо. Боб звонко командует: