Конец Подземного города - [41]

Когда в конторе не осталось никого, кроме арктических героев, восседавших по-прежнему неподвижно, Гастингс запер двери и прошел в свой кабинет. Здесь, взяв телефонную трубку, он скрюченным пальцем набрал многозначный номер.

— Покорнейше прошу госпожу Клавдию, — проворковал Чарлей, почтительно склоняя лысую голову. — Добрый день, госпожа Клавдия! Прошу вас передать своему дорогому супругу, что у старого Гастингса — хе-хе! — все в полнейшем порядке… как и следовало ожидать… Приветствую вас, госпожа Клавдия!

Он положил трубку на рычаг и еще долго стоял, подобострастно улыбаясь, не меняя неудобной позы…

А репортеры в это время тоже волновались у телефонов.

Сенсация! Сенсация! Успех решали секунды. Профессиональная честь требовала предельной резвости ног и ловкости языка.

Состязание в скорости, начавшееся в коридоре тридцать пятого этажа небоскреба, молниеносно перенеслось в угрюмые кабинеты редакций и цехи типографий. И вот на улицах газетчики уже наперебой выкрикивают:

— «Рука одной «неизвестной» державы», «Восток двинулся на север», «Железный занавес над Арктикой», «Наши границы в опасности», «Ни один мониец отныне не может спать спокойно», «Судьба наших детей под угрозой»…

Но самый большой успех в то утро выпал на долю маленького юркого продавца газет, который изобрел заголовок, ни в одной газете не напечатанный.

— Первые жертвы! — кричал он. — Первые жертвы!!!

Со всех сторон к нему тянулись руки с монетами, и увесистая кипа газет разлетелась из рук.

Радио подхватило сенсацию и в то же утро разнесло ее во все уголки мира. Чего только не наговорили ретивые комментаторы! И «Рука Москвы», и «Железный занавес постепенно закрывает весь мир», и «Русские базы под боком»… В этом бешеном лае было мало логики, но дело ведь не в логике! Чем глупее, бессмысленней ложь, чем грязней клевета, тем сильней она действует на нервы обывателя, тем легче сбить его с толку и, в конце концов, запугать до невменяемости.

Помощь пришла

Через два дня около восьми часов вечера по местному времени дежуривший у кабины Гарри заметил над горизонтом блестящую точку. Он принял ее за звезду и даже не разбудил отдыхавших товарищей, будто в Арктике так и полагалось, чтобы при незаходящем солнце светили звезды.

Но когда звезда стала быстро увеличиваться, приближаться, Гарри воскликнул:

— Помощь пришла, товарищи! Вставайте!

Первым вскочил Солнцев. Сна как не бывало. Он выбежал из кабины и закричал:

— Ура! Наши!

К нему присоединились Иринин и Рыбников. Сомнений не было: стремительно приближался «Светолет II». Не прошло минуты, как машина опустилась на лед. Из нее вышли Федоров и Надя. Лев крепко обнял ее.

— Спасибо, родная!

— Товарищ начальник, — отрапортовал Федоров, — по приказанию министра «Светолет II» прибыл в ваше распоряжение. В пути никаких происшествий не было.

— Благодарю вас, товарищ Федоров, — ответил Лев, пожимая руку помощнику.

Федоров передал Солнцеву пакет. Лев быстро прочел письмо и сказал:

— Мы не имеем права медлить. Товарищ Федоров, прошу вас собрать стратоцикл. Вы отправитесь на нем обратно. Немедленно приведите в полную готовность «Светолет III». Дела принимают такой оборот, что он в любую минуту может нам понадобиться. Министру передайте, что я строго придерживаюсь указаний. Связь с лицом неизвестной национальности, живущим на открытом нами острове, установлена, — по всей видимости, уже сегодня нам удастся воспользоваться его… гм… сотрудничеством.

Через двадцать минут серебристая стрекоза умчалась на юго-восток, а новый «Светолет», поднявшись в воздух, взял курс на север.

Вскоре путешественники пили у красноносого Полярного Робинзона кофе. На этот раз властитель острова был весьма гостеприимен. Он не поинтересовался причинами, вызвавшими столь большое запоздание его гостей, и с аппетитом уплетал предложенный ему Солнцевым шоколад.

— Ваша страна — великая страна, — благочестивым голосом говорил он. — Но, если я не ошибаюсь, у вас нет колоний в тропических широтах. Откуда же у вас шоколад?

По-видимому, он хотел показать себя более глупым, чем был в действительности.

— Какао растет у нас в окрестностях Сухуми и Пота, — сказал Рыбников. — Погодите, пройдет несколько лет — и на свете не будет такого плода, который не произрастал бы в СССР. О Мичурине слыхали? А о многотысячной армии мичуринцев? У нас в СССР будут такие плоды, каких еще нигде нет.

— Я вам верю, господа, — с поразительной быстротой согласился Робинзон. — Я знаю: русские — фанатики, а большевики в особенности. Но… оставим этот разговор. Он ни к чему. Можно не ссориться при разных политических режимах… Так, кажется, вы проповедуете? Позвольте вас спросить, давно ли вы из Москвы?

— Мы, как вам это уже известно, третьего дня, а она, — Лев показал на Надю, — сегодня.

— Простите, вы хорошо владеете английским языком?

— Да, вполне, — ответил Лев.

— Но вы, вероятно, хотели сказать — неделю тому назад, а сказали — третьего дня… Вы, наверное, ошиблись?

— Нет, не ошибся. Именно так я и хотел сказать, мы вылетели третьего дня, а мой ассистент Надежда Алексеевна слетала в Москву и сегодня вернулась. Кстати, господин Полярный Робинзон, разрешите задать вам вопрос? Если вы его сочтете нескромным, я не буду настаивать на ответе.