Конец Пиона - [10]

Не дав Тарасову что-то сказать, Проценко встал из-за стола и направился в сторону выхода. Проводив его взглядом, Александр быстро доел и, собрав со стола хлебные крошки, кинул в рот.

– Быстрее, быстрее, – послышалась команда. – Закончить прием пищи!

Тарасов надел пилотку и направился к выходу.

– Александр! Как ты себя чувствуешь? – услышал он позади себя голос Проскурина.

– Лучше, Миша, чем ты думаешь, – коротко ответил он.

За дверью столовой выл ветер, от звука которого невольно стыла кровь в жилах. Пустые консервные банки, развешанные по колючке, гремели на разные голоса, вызывая у караульных собак приступы непрекращающейся злобы: они бегали вдоль рядов колючей проволоки и рвались с цепи.

Будущих курсантов построили на плацу и быстро пересчитали. В открытые ворота въехали два грузовика, покрытых тентом. Последовала зычная команда, и все быстро расселись в машинах.

«Выходит, много тех, кто изъявил желание служить немцам, – подумал Тарасов. – Если бы мне раньше сказали, что будет так много предателей во время войны с Германией, я бы никогда не поверил в это».

Несмотря на то, что тент машины едва сдерживал сильные порывы ветра, в кузове было заметно теплее, чем на плацу. Тарасов забился в дальний угол и, удобно разместившись на сиденье, закрыл глаза. От вкусной и сытной пищи его сразу потянуло в сон. Он, то открывал глаза, когда машина попадала в яму или наезжала на кочку, то снова закрывал их под тяжестью налившихся свинцом век. Сколько они ехали, он сказать не мог. От сильного толчка он открыл глаза. Машина, проехав еще метров сто, остановилась. Их высадили на перроне небольшой станции, окруженной лесом. Немецкие солдаты, закутанные в какие-то шерстяные платки, быстро построили прибывших военнопленных и погнали их к «теплушкам». Минут через пять раздался гудок паровоза, и эшелон тронулся.

***

Тарасов сидел в углу вагона с закрытыми глазами. Несмотря на позднее время, он никак не мог заснуть. За стенкой вагона завывал ветер. Дрова в печке-буржуйке почти догорели. Он встал с места и, подойдя к печи, сунул в топку два березовых полена. Вернувшись на место, он снова закрыл глаза.

«Половина задания выполнена. Дня через два я буду в разведшколе. Интересно, а что потом? Вдруг я не пройду по каким-нибудь данным, – подумал он. – Тогда останется лишь одно – возвращаться обратно через линию фронта. Погоди, Тарасов, не пори горячку. Как это так, не пройдешь? Ты забыл о приказе пробиться в школу и закрепиться в ней. Ты же сам знаешь, что бывает за невыполнение приказа».

Кто-то толкнул его в плечо. Он открыл глаза. Рядом с ним разместились двое одетых в шинели военнопленных.

– Слушай, Илья, – не обращая никакого внимания на Александра, начал шептать один из них. – ты никого из наших знакомых не заметил? А я вот срисовал одного из них. Это наш батальонный комиссар. Я хорошо помню, как он рвал глотку в клубе, доказывая всем нам, что немцы не нападут. А сейчас, по всей вероятности, хочет через них вернуться обратно к своим.

– Погоди ты, не трынди. Тогда все об этом болтали, кому не лень. А почему ты меня спрашиваешь?

– Я хочу об этом рассказать оберлейтенанту Крузе. Пусть проверят, с какой целью он затесался в наши ряды? Вот, поверишь этому человеку, а он тебе нож в спину.

Заметив, что к их разговору прислушивается Александр, они замолчали на какой-то миг, а затем начали рассказывать друг другу о том, что делали до войны. Александр сидел и, закрыв глаза, размышлял:

«Правильно говорил инструктор, что верить здесь никому нельзя. Основная масса людей, согласившихся присоединиться к немцам, являются предателями, продавшимися немцам за кусок хлеба. С другой стороны, погибнуть от голода в лагере проще простого, и наверняка среди этих четырех десятков людей есть те, кто мечтает с помощью немцев вернуться обратно на родину. Кто и как там примет, их волнует меньше всего. Наверняка они попадут в лагеря, но надежда выжить там гораздо выше, чем здесь».

– Эй, земеля! – обратился к нему один из мужчин. – Ты откуда будешь?

– От верблюда, – в рифму ответил Тарасов. – Что нужно? Ты, что людям спать не даешь?

– Слушай! Что-то лицо мне твое знакомо, – не обращая внимания на резкий ответ Александра, продолжил мужчина. – Ты случайно не из Москвы?

Тарасов промолчал, стараясь показать всем своим видом, что он не намерен продолжать разговор.

«Прощупывают, – решил он. – Сейчас начнут забрасывать вопросами».

– Я смотрю, ты пострижен не на ноль. Наверняка будешь из офицеров. Угадал?

– Да пошел ты… – выругался Тарасов. – Еще пару слов, и ряд зубов. Ты меня понял?

– Братишка! Неужели ты из блатных? И какой масти будешь? Вор, баклан или черт?

– Ты сам-то, фраерок, из каких будешь? – вспоминая рассказы Павла Романова о лагерях, спросил его Александр. – Может, мне западло с тобой тереть. Ты своим помелом поменьше здесь маши, а то нарвешься, отрежут тебе язык и засунут в одно место.

Мужчина улыбнулся, обнажив прокуренные желтые зубы.

– Вот, что, братишка. Держись нас, если хочешь выжить. Мы своих людей не бросаем.

– Да пошел ты со своими советами. Ты лучше держись от меня подальше, пока я тебе зубы не пересчитал.