Конец Петербурга - [43]
Откуда ветер? Нетерпеливо поворачиваюсь во все стороны, чтобы узнать его направление. Но здесь, в этой железнодорожной траншее, ничего не узнаешь.
Взбираюсь на бруствер и здесь ощущаю ветер и даже сильный ветер. Но откуда он? От какой страны света? Где солнце? Ах, черт возьми, где это солнце, которого никогда не бывает, если его нужно?
Солнца нет, но, судя по окраске неба, надо полагать, что оно спряталось вон за ту тучу. Самое подходящее место для скверного петербургского солнца! Там, значит, запад, вернее, северо-запад, даже, пожалуй, вернее всего, что север. И ветер оттуда! Да это — восторг!
Я хватаю одной рукой руку Нины, вылезшей за мной на насыпь, но недоумевающей, что со мной делается, другую руку протягиваю к шару и мелодраматически вопию:
— Там спасение!
Она все-таки не понимает, но какое мне до этого дело? Я тащу ее к воротам, на которых вывеска: «Учебный воздухоплавательный парк»; они, к счастью, не заперты, и мы летим в ближайший левый угол двора, огибаем деревянный сарай, и вот мы у шара, привязанного толстыми веревками. Милый, какой он пухленький, полненький!
Все, очевидно, готово к полету; в корзине сложен разный багаж, но никого из людей нет. Это нас, однако, нисколько не смущает.
Я перебрасываю Нину в корзину, лезу туда и сам, нахожу топор и начинаю обрубать веревки. Происходит маленькое трясенье, нас чуть не выкидывает, но последняя веревка вовремя обрублена, и шар быстро и плавно поднимается вверх, а потом берет направление на юг.
На юг, на юг, теперь ставший для меня вдвойне милым!
Из одного дома выскочили офицер и солдат и остановились среди двора. Я не вижу выражения их лиц, но живо воображаю себе, какое ужасное отчаяние написано на них. Может быть, взять их? Авось, места хватит. А вдруг они выставят нас, непрошеных гостей? Или шар не поднимет четверых? Но можно выбросить балласт.
Нина умоляет:
— Возьмем их!
Благородные побуждения одерживают верх, но, как всегда, их одних мало, даже слишком мало: пока я отыскал веревку от клапана для выпуска газа, пока убедился, что это именно та самая веревка, из наших глаз скрылся не только парк, но и Петербург, который теперь в сумраке ночи представлялся бесформенной массой.
XXIX
Мы летим на значительной высоте. Я было высунулся посмотреть, что внизу, но сейчас же спрятался назад; голова закружилась, и мне показалось, что корзина сейчас оторвется, и мы полетим вниз. Нина прижалась на дне корзины, как испуганный мышонок.
Мы летим так час, другой; понемногу привыкаем к положению и начинаем устраиваться поудобнее. Находим теплые одеяла, которые нам очень кстати, ибо мы порядком продрогли; находим водку, хлеб и разные консервы, преимущественно сардины, и это поднимает наш дух.
Наконец показывается солнце, и к нам возвращается прежняя храбрость и веселость.
Я опять высовываюсь из корзины и замечаю, что мы летим параллельно железной дороге в два пути; надо полагать, что это Николаевская дорога. Ветер, видимо, усилился, ибо местность под нами убегает гораздо быстрее, чем раньше.
Мы садимся завтракать и очень даже весело завтракаем. Потом я завожу часы и узнаю, что уже около 4 часов утра по петербургскому времени.
Теперь мы освоились с шаром, и он нам очень нравится; тесновато немного в корзине, но в гробу много теснее. А вид отсюда! Это нечто феерическое!
Я не умею определить высоты, но мне кажется, что до земли будет с полверсты.
Вскоре, часов в 6 утра, мы обгоняем поезда, вышедшие из Петербурга. Поезд за поездом шли они по одному с нами направлению. Мы насчитали из свыше пятидесяти.
Нас скоро заметили, махали нам платками, приглашали спуститься. Мы также махали, чем попало, но спускаться не хотели, ибо наш шар летел туда же, но летел гораздо быстрее. Притом я сильно опасался, что меня не погладят по головке за мой поступок с казенным имуществом.
Да, это Николаевская дорога! Скоро мы обогнали и царский поезд, который легко было отличить по красивой окраске. Значительно впереди его шел еще один небольшой поезд.
На станциях, мимо которых мы пролетали, совсем не было видно людей; очевидно, все уехали с прежними поездами. Я, как железнодорожник, удивлялся сначала, как это нет никого, даже стрелочников и сигналистов; поезда не обращали никакого внимания на семафоры, которые в ужасе от происходящего непорядка давали самые противоречивые указания. Пораздумав, однако, я понял, что теперь в семафорах не было настоятельной надобности: все поезда шли и одну сторону, нужные пути были открыты, нужные стрелки были на замке, и сверх того поезд, шедший впереди царского, подходя к станции, всегда замедлял ход до минимума, проходил мимо платформы совсем медленно и, лишь выбравшись за выходную стрелку, опять припускал во все лопатки, чтобы не задерживать следующих за ним поездов.
Скоро все они скрылись из виду, но часа через три или четыре мы опять увидели несколько поездов, назначенных, должно быть, для населения промежуточных станций Николаевской дороги. И здесь нам махали, и мы махали, но с прежним результатом.
Потом направление ветра переменилось; дорога ушла влево, а мы вправо. Так мне и не пришлось увидеть Москву à vol d’oiseau, чего мне ужасно хотелось. Я уже заранее наслаждался мыслью, как я буду показывать Нине сверху все московские достопримечательности, но… ветер подгадил; он мог нам все сделать, а мы ему — ничего. Но я утешил Нину обещанием, что при следующем столкновении мы возьмем управляемый шар и тогда покажем ветру нос.
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Фантастическая история о том, как переодетый черт посетил игорный дом в Петербурге, а также о невероятной удаче бедного художника Виталина.Повесть «Карточный мир» принадлежит перу А. Зарина (1862-1929) — известного в свое время прозаика и журналиста, автора многочисленных бытовых, исторических и детективных романов.
В книгу вошел не переиздававшийся очерк К. Бальмонта «Океания», стихотворения, навеянные путешествием поэта по Океании в 1912 г. и поэтические обработки легенд Океании из сборника «Гимны, песни и замыслы древних».
Четверо ученых, цвет европейской науки, отправляются в смелую экспедицию… Их путь лежит в глубь мрачных болот Бельгийского Конго, в неизведанный край, где были найдены живые образцы давно вымерших повсюду на Земле растений и моллюсков. Но экспедицию ждет трагический финал. На поиски пропавших ученых устремляется молодой путешественник и авантюрист Леон Беран. С какими неслыханными приключениями столкнется он в неведомых дебрях Африки?Захватывающий роман Р. Т. де Баржи достойно продолжает традиции «Затерянного мира» А. Конан Дойля.
Впервые на русском языке — одно из самых знаменитых фантастических произведений на тему «полой Земли» и тайн ледяной Арктики, «Дымный Бог» американского писателя, предпринимателя и афериста Уиллиса Эмерсона.Судьба повести сложилась неожиданно: фантазия Эмерсона была поднята на щит современными искателями Агартхи и подземных баз НЛО…Книга «Дымный Бог» продолжает в серии «Polaris» ряд публикаций произведений, которые относятся к жанру «затерянных миров» — старому и вечно новому жанру фантастической и приключенческой литературы.