Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки - [15]

Независимо от того, как далеко зайдет эмпирическая наука, наше воображение всегда может зайти дальше. Это самое серьезное препятствие надеждам — и страхам — ученых, что мы найдем Ответ, теорию, которая навсегда удовлетворит наше любопытство. Фрэнсис Бэкон, один из основателей современной науки, выразил свою веру в потенциал науки латинской фразой plus ultra или «еще дальше вперед»[37]. Но plus ultra не относится непосредственно к науке per se[38], которая является сильно ограниченным методом исследования природы. Plus ultra относится, скорее, к нашему воображению. Хотя наше воображение сдерживается нашей эволюционной историей, оно всегда сможет вырваться за пределы того, что мы достоверно знаем.

Даже в «новой Полинезии», предполагал Гюнтер Стент, несколько настойчивых лиц будут пытаться преодолеть полученную мудрость. Стент назвал этих правдоискателей фаустианцами (он заимствовал термин у Освальда Шпенглера). Я называю их сильными учеными (термин, который я взял в «Беспокойстве влияния» Гарольда Блума). Ставя вопросы, на которые наука не может ответить, сильные ученые могут продолжать поиск знаний в гипотетическом режиме, который я называю иронической наукой, даже после того, как эмпирической науке — науке, которая отвечает на вопросы, — придет конец.

Поэт Джон Ките придумал термин «негативная способность» для описания способности некоторых великих поэтов оставаться «в неуверенности, тайнах, сомнениях без раздражающего стремления к фактам и разуму». В качестве примера Ките привел своего современника Сэмюэля Колриджа, который «опустит прекрасное изолированное правдоподобие, пойманное в святилище тайны, из-за невозможности оставаться довольным половинчатым знанием»[39]. Самой важной функцией иронической науки является служение негативной способности человечества. Ироническая наука, поднимая вопросы, на которые нет ответов, напоминает нам, во-первых, что все наши знания половинчаты, и, во-вторых, о том, как мало мы знаем. Но ироническая наука не делает никакого значительного вклада в сами знания. Таким образом, ироническая наука менее схожа с наукой в традиционном смысле, чем с литературной критикой — или философией.

Глава 2 Конец философии

Наука XX века породила удивительный парадокс. Тот самый невероятный прогресс, который привел к предсказаниям скорого познания всего, что только можно узнать, также зародил сомнения, что мы не можем ничего знать точно. Когда одна теория так быстро сменяет другую, как можно быть уверенным, что хоть какая-то из них истинна? В 1987 году два английских физика, Т. Теочарис (Т. Theocharis) и М. Псимопоулос (М. Psimopoulos), разгромили эту скептическую философскую позицию в эссе под названием «Где ошиблась наука» (Where Science Has Gone Wrong). Оно было опубликовано в английском журнале «Нейчур» и обвиняло в «серьезной и распространенной болезни» философов, атаковавших идею о том, что наука может достичь объективного знания. В статье были опубликованы фотографии четырех самых отъявленных «предателей истины»: Карла Поппера (Karl Popper), Имре Лакатоса (Imre Lakatos), Томаса Куна (Thomas Kuhri) и Пауля Фейерабенда (Paul Feyerabend).

Это были не очень четкие черно-белые снимки, при помощи которых обычно выводят на чистую воду до недавнего времени считавшихся почтенными банкиров, пойманных на обмане пенсионеров. Эти четверо оказались самыми ужасными интеллектуальными грешниками. Фейерабенд, которого авторы эссе назвали «злейшим врагом науки», выглядел на фотографии страшнее остальных. Он ухмылялся в камеру, глядя поверх очков, державшихся на кончике носа, и, судя по виду, или предвкушал, или уже наслаждался результатами какой-то дьявольской шутки. Он походил на интеллектуальную версию Локи — бога зла в древнеисландской мифологии.

Основная причина недовольства Теочариса и Псимопоулоса была глупой. Скептицизм нескольких академических философов никогда не представлял серьезной угрозы широко распространенной, имеющей крепкую основу научной бюрократии. Многие ученые, в особенности те, кто в дальнейшем стал революционером, находят идеи Поппера и прочих утешительными: если наши теперешние знания временны, то впереди всегда есть возможность великих открытий. Однако Теочарис и Псимопоулос сформулировали одно интригующее утверждение: идеи скептиков «вопиюще самоопровергающи — они отрицают и разрушают сами себя». Будет интересно, подумал я, представить этот аргумент философам и посмотреть, как они на него ответят.

В конце концов мне представилась возможность сделать именно это с «предателями истины», за исключением Лакатоса, умершего в 1974 году. Во время интервью я пытался выяснить, являются ли эти философы так скептически настроенными и так ли они сомневаются в способности науки постичь истину, как подразумевают их заявления. В результате я убедился, что все они — Поппер, Кун и Фейерабенд — очень верят в науку; их скептицизм фактически был мотивирован верой. Возможно, их самым серьезным недостатком было приписывание науке большей силы, чем есть на самом деле. Они боялись, что наука может уничтожить нашу способность удивляться и таким образом привести себя саму — и все формы поиска знаний — к концу.