Конец главы - [49]

Упрямица Мери, глазам я не верю:

Уже расцветает твой сад.

И мак, и ромашка, и белая кашка

На клумбах, качаясь, стоят.

XIX

Если бы, проникнув в душу Хилери Черрела, викария прихода святого Августина в Лугах, вы исследовали ее тайники, скрытые под внешним обликом, словами и жестами, то оказалось бы, что он по существу не верит в полезность своей самоотверженной деятельности. Но у него в крови была потребность чему-то служить - служить так, как служат все, кто рожден руководить и возглавлять. Подобно сеттеру, который без всякой предварительной тренировки берет след, как только его выведут на прогулку, или догу, который сразу же пускается за лошадью, как только хозяин выезжает верхом, Хилери, отпрыск рода, на протяжении многих поколений руководившего различными областями социальной жизни, инстинктивно стремился изматывать себя, вечно кем-то распоряжаясь, что-то возглавляя, трудясь для ближних и не надеясь на то, что в своей общественной и пастырской деятельности ему удастся сделать больше, чем требует от него долг. В век, когда все поставлено под сомнение и каждого из нас непреодолимо тянет посмеяться над кастой и традициями, Хилери олицетворял старый порядок вещей, поколение, приученное влачить свою ношу не потому, что это полезно для других или выгодно для себя, а потому что отказ от этого равносилен дезертирству. Хилери никогда не приходила в голову мысль оправдывать или объяснять то служение или, вернее, рабство, на которые были обречены и он сам, и его отец дипломат, и его дядя епископ, и его братья - солдат, хранитель музея и судья (Лайонел только что получил назначение). Он полагал, что все они просто обязаны тянуть лямку. Кроме того, профессия каждого из них давала им известные преимущества, о которых он не забывал, хотя в глубине души и догадывался, что последние существуют скорее на словах, чем на деле.

На следующий день после возвращения Ферза Хилери просматривал свою обширную почту, когда около половины десятого утра Эдриен вошел в его довольно убогий кабинет. У Эдриена было немало друзей-мужчин, но лишь один Хилери до конца понимал его положение и считался с его переживаниями. Разница между братьями составляла всего два года, в детстве они крепко дружили; оба были альпинистами и еще в довоенные времена привыкли делить вдвоем трудности опасных восхождений и еще более опасных спусков; оба побывали на войне - Хилери во Франции как полковой капеллан, Эдриен, владевший арабским языком, - на Востоке как офицер связи; оба обладали совершенно разными темпераментами, что всегда способствует прочности дружеских чувств; оба не отличались склонностью к долгим душевным излияниям и поэтому немедленно перешли к делу.

- Что нового? - спросил Хилери.

- Звонила Диана. Говорит, что все тихо. Но рано или поздно напряжение, которое он испытывает, находясь под одной крышей с Дианой, сломит его. Сейчас с него еще довольно сознания, что он свободен и вернулся домой, но больше чем на неделю этого не хватит. Я поеду, поговорю в лечебнице, но там скажут только то, что мы и сами знаем.

- Прости, старина, но полезней всего ему была бы нормальная жизнь с нею.

Лицо Эдриена дрогнуло.

- Хилери, это выше человеческих сил. В таких отношениях есть что-то невыразимо жестокое. Нельзя требовать их от женщины...

- Если только бедняга не выздоровел окончательно.

- Решать не ему, не тебе, не мне, а ей. Но такого никто не вынесет. Не забывай, через какие муки она прошла, пока он не попал в лечебницу. Его нужно как-нибудь удалить, Хилери.

- Проще ей самой поискать себе пристанище.

- Никто, кроме меня, ей его не предоставит, а это самый верный способ опять свести его с ума.

- Если ее не пугают наши условия, мы можем взять ее к себе, - сказал Хилери.

- А детей?

- Распихаем куда-нибудь. Но он вряд ли выдержит, оставшись один, без всякого дела. Работать он в состоянии?

- Едва ли. Четыре таких года любого сломят. Да и кто даст ему работу? Эх, если бы убедить его переехать ко мне!

- Динни и эта другая девушка сказали, что он выглядит и разговаривает нормально.

- В известной мере - да. Может быть, в лечебнице что-нибудь посоветуют.

Хилери взял брата за руку:

- Это ужасно для тебя, старина. Но десять против одного - все кончится не так скверно, как мы предполагаем. Я поговорю с Мэй, а ты поезжай в лечебницу. Если сочтешь, что Диане стоит перебраться к нам, предложи ей.

Эдриен прижал к себе руку Хилери:

- Я пошел, а то опоздаю на поезд.

Оставшись один, Хилери нахмурился. На своем веку он столько раз убеждался в неисповедимости путей провидения, что в своих проповедях давно перестал называть их благими. С другой стороны, он видел множество невзгод и столько же людей, побежденных невзгодами, но тем не менее живших совсем неплохо. Поэтому он был убежден, что человек склонен преувеличивать свои горести и что все потерянное обычно так или иначе наверстывается. Главное - держаться и не падать духом.

В эту минуту к нему постучалась вторая посетительница - девушка Миллисент Пол, которая потеряла работу у Петтера и Поплина, несмотря на то что была оправдана: утрата доброго имени не восполняется официальным признанием невиновности.