Конец эры - [23]

— Если это машина времени, — прохрипел Ромбик, — то, как полагаю я, она вернётся туда, откуда пришла. Консервативно?

— Консервативно? — повторил я в полном недоумении.

Кликс ухмыльнулся.

— Я думаю, для него это значит «верно».

Троодонова голова подпрыгнула.

— Верно. Вы вернётесь к источнику, верно?

— Верно, — ответил Кликс. — Эффект вытеснения времени будет удерживать нас здесь, — он посмотрел на часы, — ещё ровно три дня, а потом нас, словно удочкой рыбу, выдернет обратно к точке отправления.

— Это произойдёт ав-то-ма-ти-чес-ки? — спросил троодон.

— Да, — ответил я. — Основной генератор Чжуан-эффекта находится в будущем. В нашем корабле нет никаких движущихся частей или элементов управления, относящихся к перемещению во времени, за исключением установки стазисного поля. Я понятно объясняю?

— Достаточно, — ответил троодон, но как именно это надо было понимать, я не знал. — А где точка отправления?

— Прямо здесь, — сказал Кликс. — В нашем времени эта местность называется долиной реки Ред-Дир. Довольно дикая местность.

— Все ваши путешествия во времени отправляются из этого места?

— На самом деле, — сказал Кликс, — путешествия во времени для нас дело довольно новое. Наша экспедиция — первая, в которой участвуют люди.

— Земля в ваше время сильно отличается? — спросил троодон.

— Очень, — ответил Кликс. — Доминируют млекопитающие, а не рептилии. Климат холоднее и суше, расстояние между континентами больше, сезонность выражена ярче. И — это, наверное, самое интересное — гравитация примерно в два с половиной раза больше, чем сейчас.

Троодон вдруг резко дёрнул шеей.

— Что вы сказали?

— Очуметь, правда? — сказал я. — Сила тяжести на Земле в последующие шестьдесят пять миллионов лет возрастёт вдвое или втрое.

— Это чрезвычайно необычно, доктор Брандон Теккерей, которого друзья зовут Брэнди.

— Ещё бы. И мы понятия не имеем, почему.

Морда троодона, конечно, ничего не выражала, но будто бы оплыла, лицевые мышцы расслабились, словно хет задумался и перестал их контролировать.

— Повышенная гравитация, говорите вы. Интригует. Скажите: как выглядит Марс в ваше время?

Кликс уже хотел было ответить на вопрос, но я успел встрять:

— Я никогда там не был.

Мы добрались до осыпающегося кратерного вала. Я с изумлением заметил, что из свежеперевёрнутой почвы уже начали пробиваться крошечные ростки. Я чувствовал себя так, будто был на свидании и провожал женщину домой, и наступил как раз тот неловкий момент, когда ты узнаёшь, пригласят тебя или нет. С той только разницей, что «Стернбергер» был моим домом, а хеты — настойчивыми ухажёрами, не желающими понимать намёки о том, что пора бы попрощаться и разойтись.

Наконец, хет сказал без обиняков:

— Покажите нам её внутри.

Кликс уже готов был раскатать перед ними ковровую дорожку, но я его оборвал.

— Конечно, — сказал я. — И мы хотим увидеть внутри ваши космические корабли. Но, пожалуйста, не прямо сейчас. Профессору Джордану и мне сейчас необходимы определённые гигиенические процедуры, которые у людей принято проделывать в уединении.

— Уединение, — повторил троодон. — Это как быть одному?

— Верно.

— Странная концепция.

Я пожал плечами.

— Она очень важна для нас.

Ромбик посмотрел на меня, наклонив голову в жесте, который я уже научился интерпретировать как озадаченность.

— О, — сказал он, наконец. Или просто откашлялся? — Ну, мы ещё поговорим. — Пауза. — Скоро. — И три динозавра зашагали обратно к лесу.

Мы с Кликсом вскарабкались на кратерную стену. Скатываться вниз было куда как легче, чем взбираться наверх, даже при пониженной гравитации. Когда мы добрались до гребня, мои ботинки были полны земли.

Как только мы вошли в тесное помещение «Стернбергера», Кликс тут же растянулся на своей кушетке, закинул руки за голову и сказал:

— Ну, что ты обо всём этом скажешь?

Я ненавидел его бездонное спокойствие. Он должен быть так же возбуждён, как и я. Почему по нему этого не было видно? Почему у меня это буквально написано на лбу?

— Это невероятно, — сказал я, и тут же пожалел об этом.

— Невероятно, — повторил Кликс, словно пробуя слово на вкус, вернее, пробуя на вкус моё употребление слова. — Точно, это оно! Конечно же, это всё меняет!

— О чём ты?

Он наградил меня одним из тех взглядов, которые он приберегает для случаев, когда считает, что собеседник сообразительностью не блещет.

— Я о нашей миссии. Открытие хетов важнее, чем любые палеонтологические исследования, которые мы собирались провести.

Я почувствовал, как во мне вспухает гнев. В моих глазах ничто не было важнее динозавров.

— У нас есть работа, — сказал я так спокойно, как смог.

— О, конечно, — сказал Кликс, убирая руки из-под головы. — Мы должны доставить хетов в будущее.

Я уставился на него в полном недоумении.

— Что?

— Сам подумай. В наше время Марс мёртв. Совершенно абиотичен. Это подтверждал каждый зонд со времён «Викинга».

— И?

— Значит, что-то истребило хетов в промежутке между сейчас и тогда. У нас есть возможность переправить тех, что живут сейчас, в будущее, позволив им перепрыгнуть то, что их убило. Они смогут снова заселить Марс.

— Мы не сделаем этого, — сказал я. В голове словно застучал молот.