Конец Дракона - [22]
Круглые кошачьи глаза Васьки стали прозрачными.
- Ты что, мало получил? Тебе мало, да?
- Будем драться, будем сейчас драться. Люся узнает…
Он не дал мне договорить и ударил первым. До сих пор помню выражение его лица после моих ответных ударов. Тупое изумление застыло на Васькиной роже.
Он ничего не мог понять. Три часа назад я вел себя, как последний трус, просил у него прощения, а теперь… Теперь я дрался как осатанелый. Визжа от ярости, мы катались по мокрой земле. Я чувствовал, Ваське меня не осилить. Я больше не берег свои пальцы, я знал, что обязан победить, Люся должна понять, какое мужество потребовалось мне тогда, чтобы оказаться трусом…
Ошарашенный моим неистовством, Васька с каждой минутой терял уверенность в себе, удары его становились слабее, и наконец он понял: поражение неизбежно.
- Ничья! - прохрипел он, отступая к забору. - Давай чтобы ничья!
- Ничьей не будет! - сказал я, надвигаясь на Ваську. - Не может быть между нами ничьей!
- Тогда я сломаю тебе пальцы! Ты сдохнешь с голоду.
Он ринулся на меня и ударил головой в грудь. Я удержался на ногах и ответным ударом опять свалил его на землю. Но, падая, он успел вцепиться в мою руку. Я почувствовал адову боль: два пальца левой руки болтались, как чужие. Теперь я был беспомощным, одноруким. Стоя над распростертым врагом, я ждал, когда он поднимется. Бешеная ярость не оставляла места для страха.
- Вставай! - приказал я. - Вставай! Будем драться насмерть!
Васька не шевельнулся. Он лежал, следя за мной прищуренными глазами. Я догадался: пока я стою над ним, он не встанет. Закон мальчишеских драк был свят: лежачего не бить. Он понимал: этого закона я не нарушу. Тогда я повернулся и пошел. Я знал, где мне найти Ивана Ильича.
За скрипкой я не зашел, было ясно: больше мне не играть. Никогда не играть! Но теперь я знал и другое: отныне я вступил в бой с врагами, вступил в него с песней, услышанной от отца:
ЛЮБА
Они шли из глубокой разведки всю ночь, а до лагеря оставалось еще километров пятнадцать.
- Перейдем шоссе и стоп - на отдых! - сказал Карпов.
- Ноги, это само, гудят, - поморщился Федор,- особливо левая.
- Шагай одной правой, - сказал без улыбки Карпов.- Устанет правая - скачи на левой. Вернешься в лагерь свеженький, как пупсик!
Федор представил себе, как он скачет к лагерю на одной ноге, и засмеялся. Вот был бы номер!
- Чего смеешься? - Карпов любил мальчишку, хотя и ругал нещадно за хвастовство и непослушание. - Придем в отряд, я с тебя стружку-то сниму!
- За что, товарищ комиссар?
- Почему не написал заголовка для стенгазеты?
- Не партизанское дело - карандашиком чирикать. Пусть Любка забавляется.
- Вернемся - поговорим! А сейчас - бегом через шоссе, вон в тот кустарник!
Они пересекли дорогу и забрались в заросли. Стянув сапоги, перемотали портянки и блаженно растянулись в траве. Карпов свернул самокрутку, высек кресалом искру и прикурил от затлевшего трута. Федор жадными глазами проводил живую спираль голубоватого дымка.
- Нет! - ответил Карпов на молчаливую просьбу Федора.
- Только одну затяжечку, товарищ комиссар…
- Одну можно… Только не сейчас.
- Когда же, товарищ комиссар?
- Вот разобьем фашиста - и дыми, сколько хочешь.
- Так это же когда будет?! Вы со мной, как с маленьким.
- А сколько тебе?
- Пятнадцать… - неуверенно сказал мальчик и, поймав взгляд комиссара, поспешно пояснил: - Я только роста небольшого, а вообще мне как раз, это само, пятнадцать. .. недавно…
- Врешь! - усмехнулся Карпов, но тут же смахнул усмешку. - Это что ж получается? Я тебя в разведку беру, полностью тебе доверяю, а ты врешь?
- Четырнадцать мне, - пробормотал Федор. - Через месяц точно четырнадцать будет…
- То-то! Смотри, чтоб в последний раз! Будешь врать - отправлю в хозчасть с Любой кашу варить! Дошло?
- Дошло…
- На том и порешим, - и без всякой видимой связи сказал вдруг: - Сволочь фашист! В твои годы - за партой сидеть, гонять мяч, шахматами увлекаться, стихи сочинять, а ты вот должен… - Он умолк, сердито сдвинув густые черные брови.
- А вы, товарищ комиссар, сочиняли стихи в мои годы?
- Нет, я другим увлекался.
- Шахматами?
- Меньше всего.
- Тогда, значит, футбол.- Федор критически взглянул на впалую грудь и узкие плечи Карпова.
- Нет, голубчик, у меня была другая страсть. В твоем возрасте я решил изучить все европейские языки. Готовил себя к мировой революции. Чтобы объясняться с пролетариями всех стран…
- Неужели изучили? Все? Как есть все языки?
- Нет, конечно. Немецкий знаю хорошо, английский, французский - через пень в колоду. Остальные - просто не знаю, - он взглянул на часы. - Семь уже. К десяти будем на месте. Тронулись!
Они поднялись и тут же услышали в утренней тиши далекий дробный перестук.
- Мотоцикл! - шепотом сказал Карпов, и глаза его округлились. - В кювет! Живо!
Рванув из-за пояса «вальтер», Федор бросился к шоссе и с ходу влетел в кювет.
Треск стремительно приближался.
- Торопится на свою панихиду! - палец Карпова застыл на спусковом крючке кольта. - Без команды не стрелять!
- Есть! - пистолет в руке Федора вздрагивал в такт ударам сердца.
