Конец буржуа - [9]

В этом молодом и в то же время злобном хищнике кипела какая-то всесокрушающая энергия.

— Я — как винный осадок на дне старой бочки, — говорил он сам про себя.

Временами он предавался разгулу с такой исступленностью, которой не выдержал бы и бык. Он примкнул к веселой компании молодых кутил. Это были сынки богатых родителей; они проматывали отцовские состояния и перекладывали доставшееся им наследство в карманы ростовщиков. Завсегдатаи ночных ресторанов, они зазывали туда проституток, избивали на улице запоздалых прохожих. Именно Ренье пришло в голову как-то раз после костюмированного бала привезти в один из своих коттеджей десять женщин, десять жалких уличных красоток, разодетых в пестрые лоскутья и полупьяных. Этих хилых кукол, предназначенных удовлетворять плоть пресытившихся, сладострастных буржуа, накормили и напоили до беспамятства и раздели потом донага… Кончилось тем, что девок этих совершенно голыми выбросили на улицу, где на рассвете их сразу же подобрала полиция. Это он во время одной из ночных оргий проповедовал нелепое учение Мальтуса и учредил клуб, целью которого было дать возможность забеременеть всем девушкам, которые этого хотели. Идея его заключалась в том, чтобы люди до того размножились, что были бы вынуждены поедать друг друга. «Будем производить на свет детей, будем умножать бесчинства и преступления, с тем чтобы люди превратились в тигров и в волков, чтобы им стало тесно на земле и мир погиб. Тогда все изменится; братья, устав от споров из-за травинки, которой им все равно не прокормиться, изголодавшиеся, превратившиеся в кровожадных зверей, уничтожат друг друга. А так как истинное счастье заключается в небытии, то в этот день всем бедствиям людей настанет конец».

И вот такую философию шакалов эти молодые люди стремились претворить в жизнь. Каждый из них хвастал тем, что от него забеременело несколько женщин. И порожденные ими жалкие существа оставались на дорогах живым свидетельством первородного разврата. Все эти молодые люди переодевались, называли себя вымышленными именами и готовы были пуститься на любой обман, лишь бы те, кого они сделали матерями, потом не могли нигде их найти.

Развращенное воображение Ренье, этого неистового денди, вобрало в себя всю холодную ненависть к людям, скопившуюся в его душе за долгие годы. Он логически обосновывал свою злобу, приправляя ее сладковатыми словами о гуманистическом идеале. Ясность ума уживалась в нем с хитростью, евангельская кротость — со змеиным ядом. Хуже всего было то, что, несмотря на эти безумства, он оставался загадкой для окружающих, непонятным, сотканным из противоречий существом. Его настоящее лицо невозможно было разглядеть за всем чудовищным нагромождением контрастов; оно тонуло под множеством личин, которые он на себя надевал, терялось в густых сорняках, выраставших целым лесом на его каменистой, колючей душе. У него бывали приступы слезливой чувствительности, среди которой он вдруг разражался смехом: казалось, он безжалостно издевается над самим собой и хочет убить в себе всякое сострадание к людям. Он любил одиночество и людные сборища, тишину и душераздирающий шум; временами в нем пробуждался самый отвратительный эгоизм, переходивший в порывы безграничной доброты, за которыми сплошь и рядом следовали новые перемены настроений, ни с чем не сообразные безумные выходки.

Этот странный выродок, стремившийся к тому, чтобы все разрушилось и погибло, этот злой гений семьи созревал, точно некий ядовитый плод, сок которого потом прекращается в адское зелье, способное погубить целые поколения. Жан-Элуа, не имевший никакого влияния на сына, закрывал на все глаза и потихоньку от жены платил его долги. За три года долги эти превысили двести пятьдесят тысяч франков.

Равнодушие родителей, праздность и разврат сыновей, замкнутость дочерей — все это вело к неминуемому распаду семьи. Проступок Гислены способствовал еще большему обособлению всех друг от друга. Гислена сходила теперь вниз к завтраку, к обеду и ужину, а все остальное время проводила у себя. В доме царила атмосфера холодного отчуждения, упорного и неодолимого. Все члены семьи старались скрыть свалившийся на их головы позор, и это заставляло каждого особенно внимательно следить за собой. Г-жа Рассанфосс на глазах состарилась. В то время как сам Рассанфосс, поглощенный делами, после недели тоски и гнева ощущал только тупую, ноющую боль уязвленного самолюбия, жена его была потрясена до самых глубин своего существа — ее материнская гордость никак не могла примириться с разразившейся катастрофой.

Она поняла, что сама виновата во всем. Воспитанная гувернанткою на американский лад, Гислена привыкла к образу жизни светской девушки, богатой и независимой. В девятнадцать лет она имела уже собственную горничную, собственные апартаменты, ездила одна верхом и могла поэтому считать себя независимой от семьи. Негодяй получил возможность пробраться к ней в комнату, не возбудив ничьих подозрений. И все открылось только потому, что она позабыла запереть свою дверь на ключ, а наутро мать случайно вошла в эту оскверненную девичью спальню и сделалась невольной свидетельницей неслыханного позора.