Конец Большого Юлиуса - [64]

— Ну, в общем мне все это надоело, — нетерпеливо бросила Аделина Савельевна. — С меня достаточно родственного свидания!

Она встала, но, уловив что-то в глазах полковника, села и выжидательно посмотрела на него.

— Потому что иначе быть не может! — продолжала с тревогой Кира. — Не могла же ты всерьез признаваться мне, дочери, в том, что все эти годы шпионила и предавала?

— А какой смысл запираться в том, что уже раскрыто помимо меня? — деловито бросила Аделина Савельевна и снова раскурила, сигарету.

— Нет, погоди! — Кира растерянно оглянулась на Смирнова и снова вернулась взглядом к матери. — Скажи, что ты думала, сообщая мне тот адрес? На что ты рассчитывала сейчас, когда попросила меня сделать подлость? Ты не ждала моего появления на свет. Ты меня никогда не любила. Всю жизнь ты занималась своими подленькими делишками и ничем больше не интересовалась! Но у меня есть семья, она вырастила меня, дала мне здоровье, образование… Пусть мать моя оказалась уродом, но детство было! Я, как все ребята, учила стихи, играла, ездила в пионерские лагеря, мечтала, переходила из класса в класс и, главное, была искренне убеждена, что счастлива! И теперь у тебя хватило низости требовать, чтоб я предала свою родную семью! Ты этого ждала? Но ведь, значит, ты — чудовище!

— Я прошу закончить свидание! — жестко сказала Аделииа Савельевна.

— Сейчас вас уведут, — ответил полковник Смирнов, поднялся, налил воды в стакан и подал Кире. Она взяла стакан обеими руками и все-таки расплескала воду на колени.

— Не могу! — сказала она через секунду, ставя стакан на стол. — Глотать не могу. Что-то случилось с горлом.

— Это пройдет! — сказал Смирнов и вынул из папки, лежащей перед ним на столе, большой пергаментный конверт. — Гражданка Прейс, — обратился он к Аделине Савельевне. — На предварительном следствии вы показали, что занимались шпионажем под давлением некоего Мещерского.

— Он не некий. Он русский дворянин, Кирилл Владимирович Мещерский, — с вызовом ответила Прейс. — И я выполняла его просьбу не под давлением. Я была счастлива служить любимому человеку.

— Хотите знать правду? — резко спросил Смирнов, раскрывая конверт.

Нет. Аделина Савельевна не хотела знать правду. И в то время, когда Смирнов читал ей сведения о том, что Мещерский — Блюм, Кирилл — Альберт, бельгиец по происхождению, был сначала германским, а позже английским шпионом и в Россию прибыл с поручением добыть сведения о молодой экономике Советской республики, — Аделина Савельевна критически усмехалась и повторяла:

— Ну и что же? Пусть! Какая мне разница, как его зовут? Пусть — шпион! Я помогала ему и горжусь этим!

— Да перестаньте вы слушать самое себя! — перебил ее полковник, и что-то в голосе его насторожило Аделину Савельевну. — Я понимаю, что моральные качества вашего героя вас не интересуют. Вы примиритесь с любой грязью. Но я думаю, что вам пора, наконец, узнать о том, что он умер в конце двадцать восьмого года. Убит в Стокгольме, при невыясненных обстоятельствах, в баре гостиницы. Взгляните на фотографию, это он? Теперь взгляните на его карточку из нашего архива. Запись о смерти сделана в начале двадцать девятого года, можете судить об этом сами по виду чернил и желтизне бумаги… Да и потом подумайте, к чему, мне вас обманывать. Что я этим выиграю?

Аделина Прейс была подлой, но неглупой женщиной.

— Да… — сказала она в те короткие секунды, когда известие о смерти Мещерского еще только стучалось в ее сознание. — Вы ничего этим не выиграете. Я понимаю. Я вижу, что вы говорите правду. Да… позвольте мне уйти. Значит, все эти годы… Все эти письма…

Она встала. Много раз в своей жизни она симулировала обморок. Но теперь, сделав шаг к дверям, Аделина Прейс впервые в жизни по-настоящему потеряла сознание.

— Поезжайте домой! — сказал Смирнов Кире после того, как она рассказала ему свой разговор с матерью. — У вас есть деньги на такси? Если нет, я дам. Возьмите машину и поезжайте домой. Позвоните Володе, пусть он немедленно придет к вам. Выпейте крепкого чая и примите таблетку тройчатки, потому что через полчаса вас свалит мигрень… До свиданья!

— Я хочу еще сказать… — начала было Кира, но Смирнов настойчиво и твердо остановил ее.

— Ничего вы мне не будете объяснять! — сказал он, помогая девушке подняться с кресла. — Знаете, Кира, часто бывает, что люди, много и правильно говоря о своих ошибках или несчастьях, поддаются опасной иллюзии. Им начинает казаться, что все тяжелое позади. Что все изменилось — и жизнь, и они сами. Но слова заменяют поступки лишь на время, несчастье возвращается, и тогда они страшно обижаются несправедливостью судьбы. Так возникают судьбы неудачников! Вы неплохой молодой человечек! Не болтайте, а покажите своей семье, на что вы способны. Вы ведь сами сказали, что у вас есть семья! Это очень правильно. Она у нас прекрасная, умная, сильная, всегда с нами и во всем придет на помощь. Но у нее есть непреложное качество. Не верить словам! Дело с нас спрашивают! Всегда помните об этом. Ну так как же, дать вам денег на такси?

— Спасибо! — сказала Кира, пошатываясь на затекших от напряжения ногах, изо всех сил пытаясь улыбнуться. — Дайте… Я отдам… Я ничего не буду говорить. До свиданья. Я постараюсь!