Конец Большого Юлиуса - [19]

— Легче, товарищ полковник! — искренно вырвалось у Миши. — Только вы не думайте…

— Я понимаю, «Малыш»! — тепло перебил полковник. — Будет еще труднее. С каждым месяцем, с каждым годом. Вот мы все вроде сухие друг с другом. Вопросы не любим. На дисциплину крепко нажимаем. Иначе нельзя, младший лейтенант! Это надо понять сразу…

— Я понимаю, товарищ полковник! Я никогда на вас не обижался, — торопливо сказал Миша и опять поднялся со стула.

— Да. Можете быть свободны. Передайте капитану Захарову, чтоб он зашел ко мне. И позвоните в гараж, пусть приготовят машину к дальней поездке. Выполняйте!

Шесть больших деревьев сирени полукругом расположились у подъезда небольшого трехэтажного здания. Полковник Смирнов вышел из машины и вручил документы охране. Боец охраны сел за руль и дотянул машину до площадки перед гаражом.

Пока документы сверялись с Москвой по телефону, Смирнов сидел на скамье под темнолиловым шатром и не торопясь, с удовольствием вдыхал воздух, в котором запах сирени смешивался с теплым, горчащим запахом сосновой смолы. Смирнов почти задремал, когда начальник охраны коснулся его плеча, подал документы и оказал:

— Милости просим, товарищ полковник! Я уже сообщил Александру Петровичу, что вы приехали, он сейчас проходит через защитные камеры. Через полчасика примет вас. Наверх пройдете или здесь отдохнете, на солнышке?

— Конечно, на солнышке! — сказал Смирнов и снова зажмурился. А когда перед ним опять стали всплывать смутные очертания первого сна, голос окликнул его откуда-то сверху.

— Герасим Николаевич? Заходите, дорогой!

— Я! — Смирнов стряхнул сон и поднял голову. В окне второго этажа стоял, вытирая лицо и шею мохнатым полотенцем, человек в белом халате.

В большом, залитом солнцем кабинете без занавесей Смирнова встретил профессор Пономарев.

Кабинет Пономарева не походил на обычные деловые кабинеты. Там почти не было мебели — только письменный стол и пара жестких стульев. Стены, пол, металлические шторки, рулоном свернутые над окнами, — все покрывал толстым слоем белый матовый лак, и в комнате стоял резкий запах каких-то не известных Смирнову антисептических веществ.

— Правила наши знаете, курить нельзя, ничем не угощаем! — засмеялся Пономарев. — Плохие хозяева. А лучше всего пройдемте в сад!

— Да нет, если позволите, здесь поговорим! — настоял Смирнов. — У вас на территории хоть и проверенные люди, а все же побережемся!

Пономарев быстро ладошкой провел по гладко выбритой голове, боком присел на стул, поджав под себя правую ногу, и принялся сосредоточенно вертеть, в пальцах карандаш. Глаза его за тяжелыми окулярами очков поблескивали недоброжелательно и скептически. И сейчас же в душе у Смирнова шевельнулось то слабое чувство раздражения, которое в нем всегда вызывал Пономарев.

— Все мудрите! — недовольно проговорил Пономарев, не поднимая головы. — Хороший вы мужик, Герасим Николаевич, а простых вещей не понимаете. Зачем я вам нужен? Поговорили бы с Ниной Федоровной! Научной эрудиции у нее на вас хватит, а я бы делом занимался. Вам шофер наш не понравился, или у кого-то в анкете параграф не так прочеркнут… А мне сюда только через защитные камеры идти сорок пять минут! И обратно опять сорок пять минут уйдет! Вот уже час тридцать. Да с вами часа два, а то и больше беседовать нужно насчет параграфов… А там, глядишь, еще кто-нибудь подъехал, а там ночь подошла…

— Я, Александр Петрович, как вы имели возможность заметить, всегда встречаюсь с вами по серьезным делам! — обиженно заметил Смирнов, испытывая то мучительное желание закурить, которое всегда приходит там, где нельзя курить.

— А ко мне все по делам ездят! — продолжал брюзжать Пономарев, разглядывая носок своей элегантной светлой кожаной сандалии. — Работать некогда. Я вот попрошу правительство, чтобы меня запечатали ко всем чертям в лаборатории, тогда, может, вздохну.

— Александр Петрович, я ведь тоже не таз с вареньем оставил, чтоб приехать к вам! — сердито прервал брюзжание Смирнов. — Давайте, раз мы уже оба оторвались от дела, не будем тратить время на пререкания. Я к вам вот по какому вопросу прибыл. Не спускаете ли вы со стапелей какую-нибудь новую работу особой важности?

— А что? — насторожился Пономарев. — Зачем это вам?

— Александр Петрович, я, как вы знаете, не журналист, статьи не пишу! — сдерживая раздражение, сказал Смирнов. — Закон о сохранении государственной тайны тоже знаю. Так решена у вас в последние месяцы какая-нибудь особо важная проблема?

— А что, у тебя есть сигналы? — встревожился Пономарев. Он заерзал на стуле. Очки его засверкали, разбрасывая по стенам острые блики света.

— Александр Петрович, честное слово, вы, как женщина, разговариваете! Я вопрос, вы — два вместо ответа! Так нельзя! У нас же была с вами договоренность в высоких органах по поводу разумной откровенности, когда это надо! Я ж в кухню вашу не полезу! Меня совсем другая сторона интересует.

— Ну, предположим, предположим…

— Что предположим? — теряя терпение, почти резко спросил Смирнов.

— Решили мы кое-что. Ну, да… И недавно, как вы говорите. Да, решили!

— Действительно важная проблема? Александр Петрович, очень прошу серьезно ответить. Может она активно интересовать врага?