Кондор улетает - [43]

Едва он ступил на красные плитки крыльца, как дверь распахнулась.

— Мы тебя ждем, — сказал Морис Ламотта.

Роберт замер на полушаге:

— Я не знал, что вы тут.

— Мы ждем уже почти четыре часа.

Роберт, прищурясь, смотрел на узкую, сдавленную голову, на непроницаемое лицо, на щуплое тело в полосатом полотняном костюме.

— День был тяжелый, — медленно сказал он. — Я как-то не привык, чтобы меня убивали.

В глубине карих глаз Ламотты что-то возникло. Насмешка. Удивление. А может быть, простой интерес. Тонкие губы сказали:

— Да, это меняет положение. И действительно может оказаться очень неприятным.

— Идите к черту, — сказал Роберт.

Старик сидел в большом синем кресле у декоративного камина, в котором вместо поленьев лежала охапка высохших цветов. На столике рядом с ним стоял запотевший бокал виски со льдом. Он был почти нетронут.

— Я знаю, что запоздал, — сказал Роберт. — Я ухожу.

Брови Старика чуть-чуть поднялись. Он молча кивнул на стул. Роберт словно не заметил.

— Мне не нравится, когда за мной охотятся. Это меня нервирует. И я ничего не узнал, кроме одного: все врут. Я даже не знаю, где пошла на дно ваша проклятая лодка. И я поищу себе другую работу.

Он вдруг осекся, заметив, что говорит с кэдженской интонацией. А я думал, что совсем от нее избавился… И думал, что у меня есть мужество. А его нет.

— Я остался жив и ухожу. Черт побери, у меня даже пистолета не было! Понимаете, как я себя чувствовал?

— Пистолет все равно не помог бы, — возразил Старик. — Стрелять они умеют лучше тебя. А с пистолетом ты вообразил бы, что можешь оказать сопротивление.

— У меня не было пистолета, — сказал Роберт. — Я так не согласен.

Опять эта проклятая интонация!

Старик снова указал пальцем на стул:

— Я ведь не знаю, что случилось.

Он так устал… Может, присесть на минутку?

— Только для того, чтобы вы перестали тыкать пальцем, — заявил он Старику.

Спина ныла, глаза наливались свинцом. Черт бы ее побрал! И зачем меня к ней понесло!

Под ногтями у него была грязь. Как он мог ее набраться в постели с Бетти?

— Я расскажу вам, что случилось.

Когда он кончил, Старик ничего не сказал. Он молча прихлебывал виски, и отпотевшие капли падали с бокала ему на лацкан. Ламотта сидел не шевелясь.

— Так что я ухожу, — сказал Роберт.

Старик, казалось, не слышал. Он смотрел в пустой бокал и встряхивал его, прислушиваясь к шороху льдинок. Злость Роберта сменилась раздражением, раздражение — скукой, и он забылся в пьяной дремоте.

Некоторое время спустя он сквозь сон осознал, что Старик и Ламотта разговаривают, спорят.

Ламотта сказал:

— Вы делаете ошибку.

Старик сказал:

— Я позвоню не откладывая. Который теперь час в Нью-Джерси? Ну, да Луис только обрадуется, если его разбудят таким предложением.

Роберт услышал, как Старик, тяжело ступая, вышел в холл к телефону и начал нетерпеливо дергать рычаг. Роберт заерзал и приоткрыл один глаз. Прямо на него с перекошенным от гнева лицом смотрел Морис Ламотта.

— Из-за тебя Старик только что ухнул дикие деньги, слышишь? Он кончает с бутлегерством.

— Из-за меня? Я же ухожу.

— Он не даст тебе уйти.

— Вот что! — сказал Роберт. — Пусть он мне не указывает, что делать. Я всегда могу опять пойти в рыбаки.

— И я сам взял тебя! — Ламотта отошел и уставился в замурованное мраком окно.

Роберт громко зевнул. Рыба, рыба, что за рыба! Когда Старик вернулся в гостиную, он уже снова дремал.

— Все, — сказал Старик. — Я знал, что Луису это подойдет.

— А вы знаете, сколько вы потеряли? — сказал Ламотта.

Старик подложил в бокал льда и налил себе виски.

— Не век же будет сухой закон, мой друг. Его отменят, и довольно скоро. Ты это знаешь не хуже меня.

Ламотта гневно фыркнул:

— Когда-нибудь я точно подсчитаю, сколько вы потеряли, потому что испугались драки.

Старик усмехнулся сухо и невесело:

— Ты сам не веришь тому, что говоришь, мой друг.

— Это же все любители, — умолял Ламотта. — Вы бы легко с ними справились.

— Нет, Мосси, — сказал Старик, и Роберт не сразу понял, что Мосси — это Морис Ламотта. — Это было бы нелегко. И вызвало бы… — Старик помолчал, подыскивая подходящее слово, — …осложнения.

— Ну а Луис? — Ламотта все еще не сдавался. — Что, по-вашему, сделает Луис?

— Возможно, уберет, их всех.

— Луис думает, что вы струсили.

— Какое мне дело, что думает Луис? Я со всем этим покончил, и мне не нужно заботиться о моей репутации. Пусть Луис забирает барыши и выпутывается из осложнений. Пусть попользуется напоследок.

— Вы слишком дешево уступили. — Ламотта чуть не поперхнулся.

— Мосси, мой друг, ты забываешь, что прибыль можно получать и законным путем. Я теперь добропорядочный предприниматель.

У Ламотты вырвался вздох, почти рыдание. Старик сказал:

— Пойми, я не хочу рисковать мальчиком. Я больше не рискну его жизнью ни за какие деньги.

Роберт проснулся, резко вздрогнув, почти подскочив. Старик сидел на прежнем месте, только теперь возле него стоял поднос с завтраком и в комнате пахло кофе. За окном начинало светать — позади мохнатого хохолка пальмы восточный край неба стал зеленоватым.

— Почему вы меня не разбудили? Я же проспал всю ночь.

— Когда ты спишь, нам спокойнее.

У Старика грустный вид, решил Роберт. Или он просто устал?