Конармия - [220]

— Постойте, что за часть? — недоумевал Пархоменко. — Это не нашей дивизии. Может, одиннадцатой? Да нет, она должна идти другой дорогой… Эй, стойте! Стой! — крикнул он властно, выступая вперед.

Неизвестные всадники придержали горячившихся лошадей в нескольких шагах от начдива. Их бритый командир в сдвинутой на затылок кубанке тяжелым взглядом пристально смотрел на начдива.

— Кто вы такие? — спросил Пархоменко.

— Шестая дивизия! — отвечал командир.

Теперь Пархоменко понял, что это были за люди. Шестой дивизии поблизости не было, да и не могло быть. Своим ответом махновец сразу выдал себя.

— Шестая дивизия? — повторил Пархоменко, стараясь затянуть разговор. — А кто у вас командует первой бригадой?

— Я! — бандит рванул шашку из ножен.

— Бей их, товарищи! — крикнул начдив, выхватывая маузер и в упор стреляя в бандита, который, даже не ахнув, свалился под ноги лошади.

Остальные шарахнулись в сторону. Но от Еузовки, стреляя в воздух и крича что-то, уже бежали целые толпы махновцев.

— Литвиненко, Потапов, пробивайтесь к нашим!.. Остальные ко мне! — властным, громким голосом распоряжался начдив. — Спокойно… Не суетись… Вставай спина к спине… Береги патроны… Бей наверняка… Держи, держи! — крикнул он ездовому, который, волочась на вожжах, тщетно, старался сдержать испуганных криками и стрельбой лошадей.

Вслед за первой тачанкой, сбив с ног Мурзина, разъезжаясь колесами по сторонам дороги, понеслась вскачь другая тачанка. Придерживая ушибленный бок, Мурзин быстро вскочил, но подбежавший бандит широким движением вонзил ему в спину плоский австрийский штык. Богенгард бросился на помощь товарищу. Рубя шашкой, он свалил двух махновцев, схватил Мурзина на руки и, не чувствуя, что тот уже мертв, бегом понес его к повороту дороги. Там, встав спиной к спине, бились наг смерть с бандитами Пархоменко и Беляков. Богенгард не успел добежать: Щусь рубанул его сбоку, и Богенгард со стоном повалился на мертвое тело товарища.

Махновцы подбегали, сбиваясь шумной толпой. Беляков пустил себе в рот последний заряд — шашки у него не было. Пархоменко все отбивался. Высокая фигура его, без папахи, с залитым кровью лицом, возвышалась на целую голову среди нападавших. Правая рука, перебитая пулей, висела как плеть, а он, перехватив клинок в здоровую руку, прекрасный в своей исполинской силе, все еще стоял и отбивался. Кровь из раны слепила глаза, и он, как в тумане, видел искаженные злобой, потные лица махновцев, которые, тяжело дыша и надсаживаясь в крике, все ближе подступали к нему.

— Стой! Посторонись! — взревел над толпой чей-то голос. — Дай дорогу! Батько идет!

Махно подходил, держа пистолет согнутой в локте рукой.

— Начдив? — вскрикнул он с радостной злобой.

— Да, начдив… А ты бандит! — громко ответил Пархоменко.

Махно не успел выстрелить — клинок обрушился ему на плечо. Он вскрикнул и упал на колени.

— Батьку убили! — провыл чей-то истерический вопль.

— Бей, братишки! — прокричал Левка Задов. — Стреляй его!

Пархоменко качнулся, силы оставили его, ступил шага два и грудью упал на кучу порубленных тел… Вмиг множество рук потянулось к нему. Махновцы сбились кучей вокруг еще живого начдива.

На дороге послышался быстрый конский топот. Там скакал всадник в матросской бескозырке с черными лентами.

— Полундра! Полундра! — кричал он. — Буденновцы!

— Где? — быстро спросил Щусь, когда всадник подъехал к нему, с такой силой осадив лошадь, что она присела на задние ноги.

— Версты три! — отвечал всадник, поправляясь в седле. — Галопом чешут!

— Придется бой принимать, — сказал, подходя к ним, Каретников, помощник Махно, щуплый человек с костлявым лицом.

— А что с батькой делать? Как бы не помер! Может, в хату снесем? — спрашивал Щусь, глядя на лежавшего Махно.

— Завернем в бурку, привьючим на коня и отправим на хутор Зарудный. Там его нипочем пе найдут.

Отрядив с Махно несколько человек, Каретников сел на лошадь и направился к восточной окраине леса, откуда уже доносилось частое щелканье выстрелов. Но доехать туда он не успел. Из боковой улицы навстречу ему хлынула конница…

Закипал уличный бой. Стоявшая в резерве Черная сотня — тысяча головорезов, личная «гвардия» Махно, — увидев, что все пути отхода будут в скором времени, отрезаны, кинулась полем к переправе через реку. Лошади рвались, хрипели, проваливаясь в снег по самое брюхо. У моста скопилось несколько сотен тачанок. По ним ударили из пулеметов подоспевшие броневики. Там, взвиваясь на дыбы, падали лошади. Бежали люди. Доносились крики, гул, топот и вой. Махновцы бросились прямиком через реку. Лед треснул, не выдержав тяжести. Задние повернули, но навстречу им уже развертывались к атаке полки 14-й дивизии. Первым вел бригаду комбриг Рябышев. Правее развертывали полки комбриги Корниенко и Шапкин. Махновцы кинулись обратно к селу, но и отсюда показались буденновцы. Это были передовые полки 11-й дивизии. Рубя бегущих, казаки скакали к площади, где возле штаба Махно уже шла рукопашная схватка…

Припадая на стремя, Харламов ожесточенно рубил. Как в полумгле видел он перед собой кишащую массу врагов, у которой, казалось, было одно багрово-красное, мокрое от пота лицо, перекошенный криком рот. Топча и рубя, он вместе с остальными товарищами врывался в толпы бандитов.