Конь в пальто - [16]

Шрифт
Интервал

А я нет.


Омерзительный хруст

Весь вечер я читаю им книжки, смотрю им в горла, у кого болит, а кто прикидывается, проклинаю свою материнскую бездарность — полдевятого, дети не кормлены! — и варю картошку, и жарю в сметане мороженые котлеты «Богатырские» из картонной коробочки, а ты, дорогой друг, будешь есть овсяную кашу на воде, и попробуй только пискни. И замечаю у Машки диатезную сыпь на сгибах локтей и под коленками. И страшным ревом гоню их обратно на кухню, замечая пиратские вылазки за вкусненьким и пожирание его в комнате: «Всю еду надо есть на кухне!». И никто меня не слушается, и надо показывать: тряпка, дорогой друг, лежит вот тут, ее следует намочить, выжать, и вытереть с пола смородиновый сок, а затем повторить операцию и не сметь больше тащить сок в комнату!

А на ночь мы смотрим диафильмы. У меня с детства еще остался фильмоскоп и диафильмы, и мы смотрим «Золушку», и «Три окна мастера Тьерри», и «Дук-Ду» про потерявшегося бельчонка, я так люблю этот световой круг на белой крашеной двери, и скрип поворачивающегося колесика, и запах нагретой пленки… и все идет хорошо, пока не раздается телефонный звонок: «Сашу можно?».

Саша уходит с телефоном на кухню, полчаса вскрикивает, шепчет, гогочет… А Маша, пользуясь случаем, лезет к Саше под подушку. А там спрятан стратегический запас ирисок «Золотой ключик». И пока выключаю фильмоскоп и иду отгонять одно чадо от телефона, другое сжирает восемь штук ирисок. И пока я уношу телефон с кухни в комнату, Саша сжирает еще восемь. А на полу лежат тридцать две бумажки, по две с каждой конфеты. И вот мои дети, подгоняемые спокойными просьбами, сдержанными угрозами, тихим рычанием и, наконец, басовитым моим лаем с уже различимым визгом, нагло кидаются друг в друга бумажками, несут их на кухню, а там устраивают возню, делают себе бутерброды, мажут кетчупом хлеб, а заодно нож, стол, друг друга, не знаю я, чем они занимаются, мне уже все равно, мне все надоело, пусть они мажут кетчупом потолок, пусть они размазывают его по стенам и расписывают холодильник, мне это без разницы. Это не моя жизнь, не мои дети, это фильм ужасов, он полон кровавых сцен и омерзительного хруста.

Я поднимаю с пола последнюю, семнадцатую ириску «Золотой ключик», разворачиваю, ищу карман, чтобы сунуть бумажку. Кармана нет. Я сжимаю бумажку в кулак — и с зубами, намертво склеенными ириской, иду мычать детям, что пора ложиться спать. Дети гордо демонстрируют залитые кетчупом ночные одежды. Я меланхолично чавкаю ириской и слышу, как с омерзительным хрустом она стягивает с зуба старую коронку. Фильм ужасов. На моей ладони лежит жеваная ириска с впечатанной в нее полустертой, некрасивой коронкой, металл с пластмассой.

Переодетые в чистое дети хихикают и пинаются под одеялом. «Машка, пошла вон!» — «Мам, мне страшно, чего он меня гонит!» — «Я не хочу с ней спать, она брыкается!» — «Машка, ложись в свою кровать!» — «Там крошки!» — «Хорошо, пока ложись в мою, сейчас перестелю». Пятнадцать минут первого. Я заливаю «Ванишем» кетчупные пятна на пижамах, отмываю кухонный стол, оттираю окровавленный нож, кто бы видел меня сейчас с этим ножом, с блуждающим взглядом маньяка… Джесси прибегает и жалобно вглядывается — не перепадет ли ей окровавленный кусочек, если я буду кого-нибудь кромсать?

У меня завтра важная встреча. Верхняя правая четверка, край улыбки, я не могу светить серым цементом жалкого обломка вместо полноценного зуба. Обернуть обломок жвачкой. Не улыбаться. Вообще не открывать рот. Посадить коронку на клей «Момент». Да! да! Где-то я это у кого-то читала. Но вкус клея во рту… Почти без всякой надежды я иду к зеркалу и пихаю коронку на прежнее место. Хрустит, встает. Прикусываю. Держится, гадина. Попробуй свались завтра.

Заглядываю к детям. Моментальное шуршание, тишина, сдавленное хихиканье. «Еще один писк — и будете час стоять по стойке смирно на табуретках! Один на кухне, другая в коридоре!» (импровизация). Гробовая тишина.

Осталось немногое: покидать все в стиральную машину, согнать с Машкиной кровати Мавру, вытрясти крошки, перестелить, переложить Машку… Собрать то, что у них на полу. За дверью у них висят такие карманы из «ИКЕИ», туда и бросаю без разбора. Перо гусиное белое, три кукольных ноги, кукла Дима (на Кена денег не хватило) без половины головы (Джесси отгрызла), «Лего» отдельно в коробку. Носки Сашины в стирку, трусы Машины туда же, свитер Сашин в шкаф, бумага оберточная смятая, открытка сердечком, надо же, ему девочки подарочки делают… Карты игральные (две перемешанных колоды), бусы облезлые, бусы не облезлые, еще коробка с бусинами и детской косметикой, рассыпанные фломастеры, сломанные ручки, тетрадь по физике, очень интересно, про эту двойку он мне еще не говорил, дротики, плюшевый слон… ох, уморилась… там еще строк на пятнадцать, продолжать?

Телефонный звонок. Это звонит Егор Коровин, вообще-то ему нужно Серегу, но сегодня ему подойду и я. Коровин жестоко пьян, потому что от него ушла жена Таня. Никто на свете не нужен Коровину так, как Таня, вот даже я не такая умная, как она, а она ушла. Особая феминистская фея вьется возле моих уст, тянет меня за язык, о, как сильно она тянет меня за язык брякнуть: «И правильно ушла! Потому что ты козел! И как она вообще тебя терпела! И все вы, мужики — козлы!»


Еще от автора Ирина Владимировна Лукьянова
Корней Чуковский

Корней Иванович Чуковский (1882–1969) – не только автор всем известных детских стихов и сказок, но и выдающийся литературовед, критик, переводчик, активный участник и организатор литературной жизни России на протяжении семи десятилетий. Несмотря на обилие посвященных ему книг и публикаций, его многогранная натура во многом остается загадкой для исследователей. Писатель и журналист Ирина Лукьянова на основе множества источников создала новую, непревзойденную по полноте биографию писателя, вписав его жизнь в широкую панораму российской истории и литературы XX века.


Стеклянный шарик

Психологическая повесть в рассказах — о детстве, школе и ненависти. Опубликована в издательстве «ПРОЗАиК».Подходит читателям 13–16 лет.


О зверьках и зверюшах

Дорогой маленький/немаленький друг! Эта веселая/грустная и необычная, хотя с виду и не скажешь, книга написана московскими писателями Дмитрием Быковым и Ириной Лукьяновой. Они лучше всех изучили описанный в этой книге мир забавных существ, живущих/сводящих концы с концами рядом с нами, и решили поделиться своими знаниями с читателями.


В мире животиков. Детская книга для взрослых, взрослая книга для детей

Эти мышата сыграли значительную роль в якобинском терроре и лиссабонском землетрясении, их популяция разрослась в период Смутного времени, став нашим универсальным оружием. Неуемные фантазеры — авторы книги — сообщают, что даже все дворцовые перевороты, интриги и революция 1917 года — дело рук (вернее, лапок) бардачных мышат. Кроме двадцати видов этих озорников и даже хищников героями выступают и другие зверьки и зверюши.Принюхивались ли вы когда-нибудь к вонюкле с ее отвратительным «запахом власти, денег и произвола»? Знакома ли вам рыба-интеллигент с ее постоянным выбором: свобода или пропитание? Встречали ли вы ранее енота-потаскуна? А шуравчика с копушей? А кислотника стильного с клушей беспокойной? Конечно же встречали и даже, может быть, лично знакомы.


Экспресс-курс по русской литературе. Все самое важное

Охватывающий несколько эпох рассказ о русской литературе может быть увлекательным! Ирина Лукьянова, прозаик, поэт, филолог, автор биографий в серии «Жизнь замечательных людей», приглашает в занимательное путешествие по русской литературе от Древней Руси до XX века. С любовью к истории и к слову; искрометно, живо, «с подлинным драматургическим мастерством» рассказывает автор не только о всем известной классике, которую из года в год по неизменной программе повторяют за школьными партами, но и о произведениях, и писателях, оставшихся за полями учебника. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Рекомендуем почитать
Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Акука

Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…


Белый отсвет снега. Товла

Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Ангелы не падают

Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.