Конь в малине - [12]

Зеленые глаза засияли, но пронзительности в них не убавилось.

– Пожалуйста, молодой человек. Я обязательно передам Альбиночке ваши добрые слова.

Я церемонно поклонился. И позорно бежал с поля боя.

Впрочем, со стороны это выглядело как спокойная походка уверенного в себе человека, только что с честью исполнившего свой моральный долг.

Покинув темную лестницу, я мельком оглядел двор. Второго выхода из него не наблюдалось. Значит, улицы Рубинштейна мамаше в любых своих вояжах не миновать. Разве лишь в квартире есть запасной ход на какую-нибудь еще более темную лестницу. Или Паутова-старшая умеет летать на метле.

12

Через полтора часа я уже удивлялся, почему дом Паутовых произвел на меня такое странное впечатление. А еще через час забыл и саму старую ведьму. Ибо рядом со мной сидела ведьма молодая, белокурая и кареглазая, и я изо всех сил распускал перед нею хвост. И если на улице Рубинштейна разыгравшееся воображение забросило меня во мрак средневековых подземелий (хорошо хоть оно не лишило меня памяти, и по дороге домой я послал Инге эсэмэску), то сейчас, в ресторане, оно тянуло меня совсем в другом направлении. Мы уже были с Ингой tete-a-tete, и уже выпито было две бутылки зелена вина калабрийского разлива, и нам стало куда как хорошо, и я принялся стаскивать с нее это фиолетовое, с блестками платье, а потом бюстгальтер и трусики (хотя ни того ни другого, похоже, под платьем не было и в помине), и мы уже в двадцать первый раз поцеловались, прежде чем я распластал ее на белоснежной простыне. А потом был двадцать второй поцелуй, упоительно долгий и завершившийся главным…

– Приятного аппетита! – сказал официант, ставя на стол салат с крабами, и мне срочно пришлось унять юношеские фантазии.

– Ты сегодня не в себе, дорогой! – Инга отобрала у меня солонку, которую я, сам того не замечая, крутил в руках.

Я самоотверженно справился с юношескими фантазиями и сразу стал «в себе». Для начала выдал бессмертный текст про Вовочкин пальчик, который уже не пальчик, Марья Ивановна…

– Растешь, – сказала Инга. – Правда, этот анекдот мальчишки мне рассказывали еще в детском саду.

– Видно, меня так загипнотизировали, – парировал я. – Вашему гипнотизеру, наверное, лет восемьдесят… А ты была столь соблазнительна уже в детском саду?

Инга пожала плечами, хмыкнула и выложила мне текст про Мальвину, где та советует папе Карло, что бы он, если хочет стать дедушкой, поменял у Буратино местами нос и это самое.

Я добросовестно отсмеялся, и мы принялись поедать салат с крабами.

– День был удачный? – спросила Инга.

– Вполне, – сказал я. – Но до конца дела еще далеко.

Она вернулась к общению с салатом, хотя было видно, что любопытство одолевает ее куда больше, чем меня – юношеские фантазии.

Я оценил такую удивительную сдержанность, но в нашей с боссом паре приоритет выдавать посторонним розыскную информацию принадлежит вовсе не мне. И не развяжут мой язык ни карие блестящие глаза, ни распущенные по плечам волосы…

– А ты чем занималась у твоего Пал Ваныча?

– Охмуряла очередного клиента. Пыталась всучить томограф, который ему не нужен.

– И как?

– Успешно. Выгодная сделка заключена. Фирма получит немалую прибыль, а я – премию.

– Рад за тебя, дорогая! А нельзя ли, чтобы из этой прибыли кое-что перепало мне? Завтра придется заниматься слежкой и не мешало бы иметь одежду другого толка.

Инга отложила вилку и достала из сумочки несколько бумажек. Протянула мне:

– Не забудь взять в магазинах чеки для отчета. Отдашь при следующей встрече. А сегодняшний ужин оплачу я. Надо же на что-то тратить премию.

В Нью-Йорке бы подобное предложение ни в жизнь не прошло, но тут я вынужден был согласиться. Лишь сказал, чтобы сохранить лицо:

– Оказывается, я забыл дома кредитную карточку. Сочтемся, когда заглянешь в Штаты.

– Сочтемся… Не пора ли нам выпить?

– Пора.

И мы выпили.

Потом я выдал свежий американский текст про Монику и Билла, а она ответила историей про Петьку, Анку и Василия Ивановича. Поскольку это трио было старше нашей пары на три четверти века, я уважительно коснулся коленом Ингиного бедра. Бедро было горячее и упругое. У меня тут же появилось свое горячее и упругое, но время для таких аргументов еще не наступило.

Мы выпили еще, и я признался, что местные вина не так уж и плохи. А женщины – и вообще мечта!..

– Ты успел узнать многих женщин? За день?

– Успел. Правда, не столь близко, как мне хотелось бы узнать одну из них.

Теперь Ингино колено коснулось моего бедра.

Воодушевленный этой маленькой победой, я выдал еще один текст про Билла и Монику (на Билла, доживающего отпущенный ему век на фамильном ранчо в Арканзасе, наверное, в этот момент напала такая икота, что он подумал, будто за ним наконец пришла смерть). Инга тут же ответила анекдотом про их последнего президента и певичку Люлю.

Когда я, наконец, отхохотался и вытер слезы, официант притащил пельмени.

Я тут же вспомнил родных пенсильванских цыплят с трюфелями и брокколи, но пельмени – национальное русское блюдо, и не отведать их значило нарваться на международный скандал. Впрочем, хуже цыплят они оказались совсем ненамного.

Мы выпили еще, но, помня о завтрашнем дне, я уже принялся соблюдать меру, делая один глоток там, где в другое время сделал бы пять. Зато наши колени касались друг друга едва ли не с частотой дыхания, и каждый раз между ними будто искра пробегала.