Комьюнити - [6]

— Совсем рядом есть ресторан «Старая Гавана», — сообщила Орли. — Это на Талалихина. Сворачивайте сейчас налево.

Ресторан Глеба смутил. Советская двухэтажная коробка с высоким вторым этажом была превращена в какую-то расписную залепуху с аркадой понизу и панно слева: кирпичи, скала, маяк. Попытка обрести индивидуальность казалась мучительной. Зато парковка пустовала.

Глеб и Орли расположились у окна в зале, тесно заставленном столами и вычурными стульями. Всё вокруг было перечно-пунцовое и горчично-жёлтое. Дизайн надрывался от Латинской Америки: раскрашенные мадонны в нишах, деревянная галерея по верху стены, горшки с тропическими растениями, ещё одно панно, теперь с собором Сан-Кристобаль. Официанты в синих рубашках и с алыми галстуками походили на злых пуэрториканцев, торгующих вразнос марихуаной.

— А у вас кофе кубинский есть? — спросила Орли.

— М-м… — замялся официант. — Извините, сейчас нет.

— Ну, тогда два двойных эспрессо.

Глеб потихоньку разглядывал Орли. Искусно потёртые джинсы Lee, угги, толстый белый свитер ручной вязки.

— Зачем рестораны в лобовую выдают себя за часть другого мира? — спросила Орли и закурила тонкую сигарету Vogue. — Какая тут Гавана, кто поверит? Другое дело, если бы весело обыграли кубинскую тему. Салат «Борода Фиделя». Дайкири «Карибский кризис». Печёный кролик по-че-геварски.

— А у вас неплохое настроение для сегодняшней погоды, — усмехнулся Глеб.

Орли всё поняла, сощурилась и метнула в Глеба тёмный взгляд.

— Мы скорбящие, но мы не лохи, — спокойно сказала она.

— Э-э… «Большой Лебовски»? — опознал цитату Глеб.

— Вы прошли на третий уровень.

Глеб смотрел на Орли, и она ему всё больше нравилась. У неё были весёлые глаза и яркие, какие-то чёрно-красные губы.

— Отца я впервые увидела полгода назад, — сообщила Орли. — Он уже сильно болел, и понятно было, что скоро конец. Да, я не горюю. Потому что смерть была ожидаема, и я почти не знаю этого человека, пусть даже он меня и зачал. У меня и отчество от деда по маме.

— То есть у вас мать и отец жили порознь? Поэтому Оля и Орли?

— Я не из Москвы, — сказала Орли. — Из города Омутнинска, это под Кировом. Мать — школьная учительница. В восемьдесят пятом году к нам в город приезжал стройотряд из МИФИ. Студенты и аспиранты, в том числе и Лев Гурвич. Строили какой-то ангар. Мама подрабатывала на кухне и познакомилась с моим будущим отцом. Лето закончилось, Лев Гурвич уехал и забыл о маме. А я родилась в апреле восемьдесят шестого.

Глебу всё стало ясно. У него самого была такая же история, только на десять лет раньше, и вместо обаятельного еврея-математика и московского аспиранта был лихой ростовский казак и комсомольский лидер. А потом в городе Апатиты родился он, Глеб Тяженко.

— Отец вам помогал?

Орли засмеялась:

— Знаете, Глеб, если бы он помогал матери, я бы перестала его уважать. Ну, этим он будто бы признал свою вину. А он ни фига не признавал. Понравилась ему моя мать, вятская девчонка, — он и спал с ней, кто тут в чём виноват? Мать была гордая, не просила помощи — он ничего и не делал для неё. Он жил в своё удовольствие.

— За чужой счёт.

— Да уж конечно, ага, — скептически сморщилась Орли. — За свой счёт он жил. Просто он брал, если давали. Но ни у кого не отнимал.

Официант принёс кофе.

— А он вообще знал про вас?

— Ни сном ни духом. Святой человек!

— Вы чудесная дочь, Орли, — сказал Глеб и опустил взгляд в чашку.

— Не-е, я ещё та оторва, — гордо ответила Орли.

— А как в Москву вы попали? Поступили куда-то?

— Отучилась я у себя там, в Кирове. Я, кстати, тоже журналист, как и вы, Глеб. А сюда… Н-ну, в общем, я нашла, к кому переехать в Москву. Я, конечно, родину люблю, но там полная жопа, мертвяк. Уж поверьте мне.

По её лицу заметался румянец. Глеб понял, каким образом Орли устроилась в столице. Ничего нового: постель. Глеб и сам не отказался бы заполучить такую девушку в любовницы. Но Орли — дочь одного босса и знакомая другого. Лучше не рисковать.

— В Москве жить невозможно… — сказал Глеб то, что говорят всегда, когда чувствуют какую-то вину за то, что живут в Москве. — Пробки, экология…

— Тогда садитесь в свой «лексус» и стартуйте в дивный город Омутнинск, — понимающе усмехнулась Орли. — Чего не уезжаете-то?

За окном на тусклую улицу посыпался дождик. Белые полосы снежных газонов начало мелко дырявить чёрной рябью.

— А отец вам и в Москве не помогал, да? — переменил тему Глеб.

— Сама справилась, — мрачно хмыкнула Орли. — Правда, конечно, вкалывать пришлось не по-детски. Я, наверное, на двадцать изданий поработала. Сначала фрилансером, потом пехотой в штате, а потом доросла до колумниста в «Метро» и в «Независьке». Меня почти позвали на «Дождь», но тут отец нашёлся…

— Вы искали его?

— Да я о нём и не думала. Как и он обо мне. Это всё Гермес.

— Гермес? — изумился Глеб.

У него Гермес никак не ассоциировался с семейными ценностями.

— Вы не думайте, что Гермес превратился в Квашу из программы «Жди меня», — засмеялась Орли. — Просто отец был плох, и Гермес наводил справки, какая у него есть родня. Ну, наследники. Надо же знать, кому перейдёт отцовская доля «ДиКСи». Всё вполне цинично.