Кому на руси жить - [24]

Шрифт
Интервал

Огибаю бочечную мастерскую, сталкиваюсь нос к носу с потертым, бородатым дедом. От него разит перегаром, бороденка желтая, реденькая, зато под самые глаза. Стоит передо мной, качается, ухмыляется глуповато.

- Иди домой, отец, – говорю. – Жара на улице.

Он что-то бормочет, кивает и криво семенит мимо.

Следуя устному путеводителю пацанов с камнями, нахожу старую конюшню. Это длинная бревенчатая постройка, с виду абсолютно еще нормальная, крыша не гнилая, почему “старая”не пойму.

У раскидистого дуба, перед входом на торг гудит столпотворение. Мнутся с котомками и мешками лапотники, бабы в платках, дети, языкатые собаки, тут же телеги, лошади, коровы. Все снует, шевелится, кто-то сидит на земле закусывает, кто-то торопится домой, одна тетка воет в голос, волосы на голове рвет.

Все рынки, во все времена, в сущности, одинаковы. Один мечтает продать, другой страстно желает купить. В конце концов, если все взаимовыгодно и честно, две эти противоположности к обоюдному удовлетворению рано или поздно друг дружку находят. И нет ничего удивительно в том, что с начала существования рыночных отношений некоторые недобросовестные личности промышляют подлым обманом, пользуясь доверчивостью обывателя. Способов такого промысла приличное множество. Умудренный профессиональным опытом я этих ухарей могу угадать среди сотен, казалось бы, обычных участников сделки купли-продажи. Карманники, кукольники-кидалы, прилавочные воришки трудились под нашим чутким присмотром, я знал их всех в лицо и на раз мог выкупить залетного, гастролирующего на давным-давно поделенной территории. Я собирался применить свои навыки, так как моей наипервейшей задачей на этом отдельно взятом торжище значилось обнаружение криминального элемента с целью втирания в доверие для извлечения личной выгоды.

Не теряя времени, приступаю к поискам жуликов – начинаю планомерно обходить рыночную площадку по часовой стрелке. Первое, что здесь бросается в глаза, это отсутствие фруктов. Полнейшее. Кавказцы, почитай, круглый год торгующие помидорами и персиками, кажется, исчезли как класс. Соответственно, налицо полнейший дефицит бананов и апельсинов, баклажанов и винограда, груш и ананасов, огурцов и картошки тоже нету. Странный рынок, дикий какой-то, нецивилизованный. Прилавков практически не существует, на весь рынок всего один пятиметровый стол с выложенной на нем рыбой и кусками сушеного мяса. Толкают прямо с нераспряженных телег в основном различное зерно в мешках, сено в копнах, продукты пчеловодства, кожи выделанные и сырые, кур продают, цыплят, утят, поросят, ягнят и тому подобное добро. Все это пищит, крякает, блеет и адски благоухает. Порядка никакого, ни малейшего подобия рядов, телеги расположены кто как успел въехать, между иными едва можно протиснуться, у въезда заторы, короче полный абзац, а не рынок.

Почти сразу мне удалось заблудиться в этом месиве из людей, лошадей, мешков, бочек и телег. Не заметив как оказываюсь в месте, где торгуют исключительно фуражом, по видимому, в самом сердце этого чудовищного лабиринта. Надо отметить, что дуб на входе совсем не единственное здесь дерево, вся площадь утыкана березами, кленами, липами с роскошными кронами, так что дуб тот как последний ориентир совершенно мною не видим.

После часового петляния решаю махнуть рукой на свою затею и выбираться, все равно ни одного жигана не встретил и вряд ли уже встречу, кругом один “колхоз”в не лучшем его проявлении.

В стремлении резануть угол и попасть ближе к выходу углубляюсь в скопление телег и тут же смачно нажимаю правым сапогом в конское дерьмо. Через минуту – левым. Насколько я успел заметить поблизости кроме меня в сапогах никого и нет, весь рыночный люд поголовно щеголяет в допотопных лаптях и обмотках до самого колена. В лаптях вонючую грязь месить совсем другое дело, нежели в сапожках фильдеперсовых – истоптал да выкинул, а кожа она уход любит, чистоту.

Подхожу с бочка к телеге с сеном, отщипываю пучок, чтоб сапожки свои ладные протереть. Наклоняюсь и слышу сзади сочный такой голосина:

- На место положи!

Выпрямившись, оборачиваюсь. Передо мной молодой ражий детина в черной рубахе, харя только поросят бить, лоб танковый фугас выдержит. Смотрит сверху вниз васильковым взглядом из-под насупленных собачьих бровей, пальцы в кулаки собирает.

- Не понял, – признаюсь я честно, – тебе что, кусок травы жалко?

- Я сказал – клади в телегу, – говорит и шаг ко мне делает.

- Ты дебил что-ли? – начинаю закипать. – Стой на месте, лапоть!

Я по рынкам таких бобров десятками щемил и славян и цыган и кавказцев, всяких, в общем, а этот сельский увалень, видать, попутал по незнанке, либо сапоги мои его заели...

Чую, народец собирается, причем преимущественно сзади. У них тут среди телег тихо, кулуарненько, прирежут за милую душу, под копну засунут и вывезут до первой ямы. Пятеро уже собралось, мирные пока, стоят как зомби в кинотеатре, смотрят чем дело кончится. Из всех выделяется только скупой до сена здоровяк, остальные почахлее, двое так с явным недобором веса и это радует...

- Вы чего, парни, ханки пережрали? – спрашиваю, оборачиваясь. – Идите торгуйте своим залежалым товаром, мы тут сами разберемся.


Рекомендуем почитать
Ксеноморф

Жизнь - тлен. Мир жесток. А ты один такой красивый. И то Чужой среди всех.


Entre dos tierras

Если не можешь взлететь — ныряй. Если не можешь больше ни дня выдержать, разрываясь меж двух миров, найди в себе смелость выбрать один и остаться в нём до конца. И даже после. А потом приходи к водам реки-под-рекой, сядь на берегу и вглядись в своё отражение. И в миг, когда увидишь себя настоящего, загадай единственное желание — чтобы сегодня не кончалось никогда… Да, нам суждено сгореть падающими звёздами в небе транскода, но прежде мы зажжём огонь в чьих-то глазах. Я знаю это. Я верю.


Приключения малыша Фикуса в Стране Кактусов

Однажды вечером мама Фикус укладывала спать маленькие листочки. Один из них не хотел засыпать, хныкал и плакал. И пока он спорил с мамой, налетел ветер и унес маленького Фикуса в волшебную страну, где правила злая Царица Кактусов. Чтобы вернуться домой, малышу нужно найти паучьего короля, но прежде преодолеть трудный путь, полный испытаний и приключений. По пятам за ним гонится армия тлей и коварный Господин Министр. Сможет ли малыш вернуться к маме?


Война глазами подростка

Великая Отечественная война глазами подростка – моего отца, который всю оккупацию провёл в городе Константиновка, что расположен в Донецкой области Украины. Всё, что запомнилось о том, как люди жили и выживали. И как умирали. Это не художественное произведение, и в книге нет нет выдумок или художественных преувеличений (по меньшей мере, намеренных, хотя память иногда играет с нами дурные шутки). И в книге нет цензуры. Если что-то из описанного вызвает отторжение, это не вина рассказчика. Так было.


Оклеветанная Жанна, или разоблачение "разоблачений"

"В истории трудно найти более загадочную героиню, чем Жанна д'Арк. Здесь все тайна и мистификация, переходящая порой в откровенную фальсификацию. Начиная с имени, которым при жизни никто ее не называл, до гибели на костре, которая оспаривается серьезными исследователями. Есть даже сомнения насчет ее пола. Не сомневаемся мы лишь в том, что Жанна Дева действительно существовала. Все остальное ложь и вранье на службе у высокой политики. Словом, пример исторического пиара". Так лихо и эффектно начинаются очень многие современные публикации об Орлеанской Деве, выходящие под громким наименованием — "исторические исследования".


Новый Рим на Босфоре

Настоящая книги повествует об истории зарождения великой христианской цивилизации и перерождения языческой Священной Римской империи в блистательную Византию. В книге излагается история царствования всех византийских императоров IV—V веков из династий Константина, Валентиниана, Феодосия, Льва, живописно и ярко повествуются многочисленные политические и церковные события, описываются деяния I, II, III, IV Вселенских Соборов. Помимо этого, книга снабжена специальными приложениями, в которых дается справочный материал о формировании политико-правового статуса императоров, «варварском» мире, организации римской армии, а также об административно-церковном устройстве, приведены характеристики главенствующих церковных кафедр того времени.