Комсомольский патруль - [57]

Шрифт
Интервал

Но через полчаса мы уже самым искренним образом жалели этих «монстров». Истории их были стереотипны. Оба окончили всего по четыре класса. Оба не захотели учиться дальше и стали разнорабочими. Оба, не будучи знакомы друг с другом, пришли к одному и тому же финишу.

Начался разговор. И лишь после того как они убедились в нашем дружеском отношении к ним, были поведаны несложные причины этого маскарада.

— Мне было обидно, — рассказывала девушка, — зарабатываю я хорошо, сама вроде не урод и одеваюсь чисто, а на танцах никто не приглашает. Вот я и стала думать, в чем дело? Другие девочки хуже одеты, да стильно. Их и приглашают.

— А где вы работаете?

— На фабрике «Искра».

Я посмотрел на Нину. Она покраснела, закусила губу.

Парень работал сортировщиком овощей на московской товарной.

— Как ты додумался именно до такого костюма?

— Валерка такой есть, Чесноков. Все высмеивал меня — «брюки простые». Вот я и решил доказать, чего ему и не снилось.

— Действительно, не снилось, — не выдержала Нина, — тебе и самому-то, наверное, раньше такое не снилось.

Парень через силу улыбнулся.

— Хотел первым быть.

— Первым надо быть в учебе и труде, тогда и заметен будешь, — произнес я банальную фразу. Но странно, в этот момент мои слова никому не показались банальными.

— Вот что, ребята, — Костя решительно отодвинул стул и шагнул к двери, — пошли разыщем этих местных «законодателей мод» Чеснокова и... как ее, Чиженюк. Пора с них потребовать ответ. Как, Валентин?

— Давай, — согласился я. — Только без шуточек, слышите? Чинно, благородно.

— Есть!

Но отыскивать Валерия не понадобилось. Дверь рывком распахнулась, и легкий на помине Чесноков собственной персоной, прошлепав по полу ярко-желтыми заграничными полуботинками, буквально вылетел на середину комнаты.

— Я тебе покажу драться! — раздался за дверьми чей-то суровый голос.

Затем дверь затрещала, нечаянно задетая мощным плечом, и в комнату вошел толстый сердитый парень.

— Я тебе покажу драться, — повторил он, показывая мгновенно съежившемуся Валерию огромный, похожий на продолговатую дыню кулак. — Как дам вот по затылку!

— Спокойнее, товарищ, — вмешался я, — кто вы такой?

— Я? — Парень удивленно заморгал глазами. — Как кто? Человек! А вот этот прохвост только что ударил девушку. Понимаете? А вы кто такие? — вдруг набросился он на меня. — Поставили вас порядок наводить, патруль называется! Девушек бьют, а вы сидите тут, покуриваете. Другие за вас работать должны, что ли?

— А вы бы, товарищ, не беспокоились, если уж вам так трудно.

— Вот это здорово! — Толстяк неожиданно рассмеялся. — Вы, что же, хотите, чтобы я спокойно смотрел, как при мне девушку бьют? Не-ет, у нас так не бывает.

— Где это у вас? — полюбопытствовал Костя.

Выпив подряд несколько стаканов воды и вытерев обильно выступивший на лице пот, парень осторожно опустился на стул. Оказалось, что он сибирский колхозник, приехал в Ленинград по просьбе областного управления сельского хозяйства, чтобы рассказать об опыте освоения целинных земель.

— Комсомолец? — спросил я.

— Нет, — парень виновато улыбнулся, — не комсомолец, да только там, в зале, и другие возмущались. А вот вас хвалит народ, вы не обижайтесь, я сгоряча это так... шуганул.

Побеседовав немножко, мы распрощались. Толстяк ушел танцевать.

— Ну что, может, поговорим, — обернулся я к Чеснокову, — «пофилософствуем»?

Трудно пересказать тот наш разговор с Валерием. Это была отнюдь не беседа. Забыв от ярости, что они в штабе, и уже не сдерживаясь, ребята просто кричали на него, грозили отдать под суд за хулиганство, излупить его и выгнать навсегда из города. Кричали, что они этого добьются, а под конец Нина даже расплакалась.

— Это зараза, подлая зараза! — сквозь слезы говорила она. — Их надо уничтожать, как вредных бактерий, дезинфекцией. А рассадники таких микробов у Табульшей... — Нина кивнула в сторону Болтова.

Болтов, только что вместе со всеми яростно возмущавшийся Чесноковым, вспыхнул, стукнул кулаком по столу. Голос его сорвался.

— Когда-нибудь кончится это издевательство? — почти взвизгнул он. — Ракитин, заставь ее прекратить эти разговоры. Я же тебе все рассказал.

— Он тебе еще не все рассказал, — неожиданно спокойно сказала Нина, — вот честное слово, не все. Но он трус, он не выдержит, расскажет.

— Прекрати, — обозлился я, — вы что, с ума сошли? Нашли время!

И опять на Чеснокова обрушилась лавина гневных сравнений и эпитетов.

А Валерий молчал. Только его глаза, неестественно округлившиеся, растерянно перебегали с одного лица на другое. Штаб кипел. Кроме Валерия, молчали еще лишь двое — Костя Лепилин и я. На какую-то долю секунды я попытался себе представить, что вот и на меня так же обрушился поток человеческого гнева, брезгливости, отвращения. Нет, что угодно, только не это!

— Валя, хватит, — нагнувшись ко мне, шепнул, наконец, Костя. — Хватит!

— Хватит, — сказал я громко. — Довольно! Он ведь тоже человек, хоть и девушку бил.

Пришлось еще раза два прикрикнуть, пока мои друзья немного успокоились. А в мозгу у меня все время неотступно стучало: что же дальше? Как сделать так, чтобы до него дошло по-настоящему?


Еще от автора Олег Георгиевич Грудинин
Обыкновенное мужество

Уважаемый читатель!Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.Почему?Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой.


Рекомендуем почитать
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.