Компьютерра, 2006 № 09 (629) - [11]

Возвращаясь к репоксигену, нужно сказать, что многие сомневаются в его допинговом потенциале, поскольку генотерапевтическое средство имеет внутренний регулятор: выработка эритропоэтина включается только в тот момент, когда эритроцитов в крови остается мало. Идеальная ситуация для правильной терапии, но не для стимуляции рекордов. С другой стороны, есть сомнения в возможности разработки надежных тестов на репоксиген — слишком уж тесно лекарство интегрируется с клеткой.

Если генетический допинг — пока лишь предмет для разговоров в сослагательном наклонении, то врожденное «неравноправие» спортсменов сомнений не вызывает. Мы ведь не удивляемся, что нет понятия «просто хороший бегун» — чтобы с одинаковым задором рвал финишную ленточку на стометровке, нарезал пару кругов по стадиону и завершал марафон. Спринтеры — это одни люди, стайеры — другие, а на пьедестал почета на средних дистанциях поднимаются третьи. Связано это, в частности, с заданной от рождения эффективностью систем образования и накопления энергии в организме (или, что то же самое, соотношения несущих их мышечных волокон). У кого-то хорошо работает креатинфосфатная (обеспечивает энергетику пиковых усилий длительностью в несколько секунд), у кого-то гликолитическая (десятки секунд, минуты), а кто-то приспособлен к длительным аэробным нагрузкам.

Известны гены, определенные варианты строения которых преобладают у быстрых и сильных или, напротив, выносливых спортсменов: на этом и можно играть. Например, специалистов по спортивной генетике вдохновила попытка дополнительной активации у мыши гена PPAR-delta. Об этом эксперименте сообщила международная группа исследователей, руководимая Рональдом Эвансом (Ronald M. Evans). У зверушек увеличивалось количество мышечных волокон того типа, который лучше приспособлен к длительной нагрузке, и выносливость «на марафоне» увеличивалась вдвое — «просто так», без каких-либо тренировок. У человека есть такой же ген, и фармацевтические компании уже проявили повышенный интерес к новости. К сожалению, то, что можно найти в открытой печати относительно «генов чемпионства» — наверняка лишь верхушка айсберга. Слишком уж животрепещущая для спортивных менеджеров тема, чтобы делиться информацией, получаемой в специализированных лабораториях.

Спорт — схватка воли и характера, а не нуклеотидных последовательностей. Можно еще примириться с тем, что спорт высших достижений всегда будет вотчиной людей с особыми врожденными предрасположенностями. Но генетический допинг — это уже какая-то крайняя черта. Представьте — дисквалификация применившего его спортсмена может быть только пожизненной, а бедолага будет все время прислушиваться к своему организму и с тревогой гадать, во что ему вылилась столь смелая попытка улучшить свои кондиции. Будем надеяться, что дух фэйр-плей не позволит выйти на старт генномодифицированным спортсменам.

НОВОСТИ: Что показала экспертиза

Автор: Киви Берд

Сразу два заметных события — одно в Америке, другое в Европе — наглядно продемонстрировали, сколь субъективным делом является «серьезная научная экспертиза» в искусстве и сколь велика здесь роль личных взглядов экспертов на предмет исследования.

В США Эллен Ландау (Ellen Landau), профессор искусствоведения и видный специалист по творчеству художников-абстракционистов, публично не согласилась с результатами работы компьютерной программы графического анализа, расценившей как подделку тридцать две недавно найденные и прежде неизвестные картины Джексона Поллока (Jackson Pollock, 1912—56), одного из главных представителей абстрактного экспрессионизма. Упомянутая программа, написанная физиками Орегонского университета, уже с десяток лет успешно применяет методы фрактального анализа для установления степени «близости» в геометрических структурах на достоверно подлинных картинах художников и в работах, вызывающих сомнение. Сумбур и хаос в «новых» картинах, заключил алгоритм программы, совсем не такой, как в ныне известных творениях Поллока (на фото 1 одно из его полотен).

Однако Эллен Ландау выставила против бездушного алгоритма аргументы опытного искусствоведа — более традиционные, но от этого не менее убедительные. Картины нашел кинорежиссер Алекс Мэттер (Alex Matter), знавший Поллока с детства, поскольку с художником дружил его отец, график и фотограф Герберт Мэттер. В силу ряда семейных обстоятельств картины больше трех десятилетий пролежали забытыми на провинциальном складе неподалеку от студии-мастерской Поллока. В довершение Ландау продемонстрировала публике слайды с абстрактными фотографиями Герберта Мэттера 1940-х годов, композиционно имеющими явное сходство с «новыми» картинами художника. Таким образом, стилистический и исторический анализ в данном случае диаметрально разошлись с анализом математическим, а каждая из спорящих сторон предпочитает оставаться при своем мнении.

В Европе же громкий искусствоведческий спор затеяла другая дама-профессор, Хильдегард Хам-

мершмидт-Хуммель (Hildegard Hammerschmidt-Hummel) из германских университетов Марбурга и Майнца. Она подготовила к печати книгу, в которой доказывает, что достоверно установила целых четыре прижизненных портрета Вильяма Шекспира, а попутно — еще и причину его смерти от «рака лимфы». Тема эта бурно обсуждается историками искусства, поскольку в жизни, творчестве и смерти величайшего английского драматурга гораздо больше загадок, нежели доподлинных фактов. В частности, сейчас британская Национальная портретная галерея (НПГ) подготовила выставку по результатам тщательной научной экспертизы, длившейся три года и пришедшей к выводу, что из шести самых известных прижизненных портретов Шекспира лишь один можно расценивать как аутентичный.