Компьютерная лингвистика для всех: Мифы. Алгоритмы. Язык - [11]

Знаменитый цикл трагедий Эсхила «Орестея» описывает умерщвление Агамемнона, месть и оправдание Ореста. Мышление греков в послегомеровский период изменилось. В отличие от «Илиады» и «Одиссеи» в афинских трагедиях внимание сосредоточивается вокруг душевного состояния героев и оценки их действий, сцены насилия представлены фрагментарно, «охота» уже не главное, самое важное — загадочная логика роковых событий и эмоции, вызываемые ими.

Чувство просветления и очищения, вызываемое у зрителей трагедиями (греки называют его катарсисом), возникает в результате активного сопереживания жертве. Вначале трагедии порождают в человеке ослабленные эмоции ужаса, боли, страха и гнева, затем устраняют их древним способом апостериорной ликвидации виновника этих эмоций. Это как яд, который в малых дозах — лекарство.

Одновременно с трагедиями в античной Греции появились комедии. Комедию можно рассматривать как вариант плутовской псевдотрагедии. Выбирается ослабленный тип бед, грозящих героям: женитьба против воли, потеря богатства, строптивая жена и т. п. Действие построено по общему принципу. Охотник гоняется за жертвой, но всем, кроме него, с самого начала известно, что на самом деле он — настоящая жертва, а те, кого он преследует, — веселые охотники, загоняющие его в расставленные ловушки. Такой охотник не страшен. Несоответствие его замыслов и реальных результатов вызывает смех своей нелепостью.

Теперь о самоубийстве богов. В древности люди легко обращались с жизнью — погибали в войнах, казнили рабов, совершали человеческие жертвоприношения. Вплоть до гомеровских времен нигде не упоминается самоубийство людей. Это также отражение доминирования одностороннего направления мышления. Нет самоубийств на почве несчастной любви. Они появятся вскоре, но после гомеровского периода. Личное физиологическое «я» древние обычно ставили в управляющее место в схеме мышления. Только богам иногда разрешалось управлять этим «я». И вполне возможно было религиозное самопожертвование под влиянием внешней, внушенной идеи. Этим часто пользовались жрецы, совершая кровавые ритуалы. Этим объясняются также вынужденные самоубийства рабов и людей, попавших в невыносимые условия существования. Такое самоубийство есть вариант последней молитвы, основанной на призрачной древней вере, что где-то там далеко, в загадочной стране снов и видений, в стране богов и героев, откуда иет возврата, откуда все пришли и куда все уйдут, где все растворяется в необъяснимой прозрачности мысли, куда можно войти только через одну страшную темную дверь — через смерть, там вечные боги даруют новую, лучшую жизнь. Правда, Сократ сознательно принял яд цикуты, — но только после того, как уже был осужден на смерть. Самоубийства (имеются в виду те, которые совершаются сознательно, в здравом, но, возможно, потревоженном уме, в незаметной тиши размышлений о смысле жизни и своем месте в ней) требуют достаточно сильной обратной связи, исходящей от роковой идеи, овладевшей сознанием, и направленной к образу личного «я», осознаваемого человеком. Самоубийство требует одновременного присутствия в сознании по меньшей мере двух управляющих «я», одно из которых вторичное, голосующее против жизни и побеждающее естественное физиологическое «я». Наличие другого управляющего «я» у человека — это уже болезнь, безумие. Поэтому древние (до нашей эры) всегда связывали самоубийства с безумием. Иное дело боги. Они могли быть безумными. Эта болезнь для них естественна. При обращении сознания человека к богу тот всегда представлялся «главным охотником». Экстраполируя свой способ мышления на богов, человек мог представить бога только с сильной управляющей связью, направленной на любой объект его восприятия. Если бог занят размышлением о себе самом или о другом, равном ему, боге или о равной ему идее, в его божественном сознании одновременно должны возникнуть два сильных управляющих образа. Один из них вполне может победить другой, и поэтому жертвой бога может стать сам же бог. Первые самоубийства совершали боги и герои, равные им.

Даже к идее самоубийства богов древние авторы подходили постепенно. Сначала в сказаниях преобладали темы родового убийства. Один из самых древних египетских мифов об убийстве бога Осириса завистливым братом Сетом был заимствован из историй эпохи древнего царства (более 2000 лет до н. э..); древнейшее доолимпийское божество Кронос, пожиравшее собственных детей, было изувечено и низвергнуто своим сыном, знаменитым Зевсом; могущественная волшебница Медея разрубила на части собственного брата, обманом заставила детей царя Пелия сделать то же с их отцом, из ревности на глазах Ясона убила собственных детей. Мифы изобилуют подобными примерами.

Затем древние авторы стали опробовать тему самоубийства богов и героев.

Один из героев троянской войны Аякс, оскорбленный тем, что доспехи погибшего Ахиллеса присудили не ему, а хитроумному Одиссею, впадает в безумие и перерезает стадо скота, думая, что расправляется с судьями. Придя в себя, он бросается на меч, чтобы смыть бесчестье, с трудом поражает себя (с трудом, потому что еще в младенчестве Геракл завернул его в свою волшебную львиную шкуру, тем самым сделав Аякса неуязвимым).