Компромисс. Иностранка. Чемодан. Наши - [13]

Шрифт
Интервал

– Чудесно, – сказал Красноперов, – замечательно. В своей диссертации я использую термин «духовная репатриация Бунина». Я хочу доказать, что нотки архаизма в творчестве Бунина заведомо обусловили судьбу эмигранта. Но хотя физически Бунин скончался в Грассе, морально он принадлежит России.

– Пропаганда? – встрепенулся Трюмо. – Отказываюсь ехать!

– То есть?

– Не покажу дороги.

– Господа, – вмешался Дебоширин, – что я слышу? Опять политика? Давайте лучше выпьем и рванем к «Максиму». Там новое ревю.

– Я не поеду, – испуганно сказал Красноперов, – у меня дела.

– Какие?

– Баня, стирка.

– Вы не романтик, – сказал Дебоширин, – это грустно. Быть в Париже и не заглянуть к «Максиму»!.. Это все равно что посетить Союз и не увидеть Мавзолея…

17. Пойду к «Максиму» Я…

Был ли Красноперов романтиком? Не был. Когда-то студенты-филологи праздновали Новый год в общежитии. Спать легли под утро. Красноперов разделся, снял носки. Затем аккуратно повесил их на елку. Днем возмущенные сокурсники чуть его не побили…

– Едем, – твердил Дебоширин, – реализуем гарантированное Конституцией право на отдых!

– Не могу, – отвечал Красноперов.

– Француз подумает, что мы не умеем культурно отдыхать. Только вкалываем целыми днями, голосуем и сдаем бутылки.

– Виноват, – сказал Красноперов, – не могу. Совесть не позволяет. У меня жесткий график. Вы должны понять. Приношу свои извинения, господа.

«Однако, – задумался филолог, – уеду я из Парижа навсегда. И едва ли когда-нибудь вернусь. Вдруг что-то самое главное проносится мимо: автомашины, женщины, иллюзии? Может быть, реальная жизнь именно там? В джазовом омуте? В сверкающей путанице неоновых огней? В элегантной сутолоке фраков и обнаженных плеч? Может быть, там настоящая жизнь? А все остальное – миф и химера?..

Ну хорошо, съем я еще две тысячи голубцов. Выпью две тысячи бутылок кефира. Изношу пятнадцать темно-серых костюмов. А счастья так и не увижу… Сон, телевизор, работа, цветные фотографии в „Огоньке»“… Казалось бы, во Францию случайно занесло. А что я видел? Да ничего хорошего. Может, поехать? Нет! Ни в коем случае! Нельзя! И не о чем тут говорить! Все, не еду! А может быть, рискнуть?»

18. Чрево Парижа

Стройный паренек в мундире отворил дверцу фисташкового «рено». Красноперов и его спутники, подхваченные джазовым вихрем, шагнули на тротуар.

– Бонжур, месье, – приветливо сказал швейцар у входа.

– Здравствуй, товарищ, – ответил филолог.

И тут же подарил швейцару золотые часы с монограммой.

Француз улыбнулся и не без колебаний преподнес в ответ зеленый талончик парижского метрополитена.

Красноперов прослезился.

Окунувшись в холодную пучину зеркал, друзья направились к широкой мраморной лестнице. Ковровая дорожка вывела их под своды центрального зала.

В полумраке белели столы. Тени прятались в изгибах лепных карнизов. Плечи женщин, манжеты кавалеров, глаза негритянских джазистов сверкали в темноте, утвердив ее и опровергнув. Кларнетист Ред Барни напряженно сверлил тишину. У контрабаса вибрировал Оден Рафф. Над барабанами парил Джо Морелло. Сам Чик Ланкастер падал на клавиши рояля. Инструмент был чем-то похож на хозяина.

Лакеи скользили по залу, огибая танцующих.

Друзья заняли столик под вечнозеленым растением из хлорвинила. Сразу же, как тайный помысел, возник гарсон.

Друзья заказали филе Россини, сыр Шарье и потроха а-ля Канн.

– Сейчас бы молока парного и харьковских галушек, – неуверенно выговорил Дебоширин.

Оркестр исполнял «Сентябрь в Париже». Песенку о любви, разлуке и умытых дождем тротуарах. О том, как двое полюбили. Только не знают – кого…

Друзья подняли фужеры. Коктейль-сюрприз напоминал об идеалах. Сенсационной вестью озарял глубины. Окрашивал действительность в локальные и нежные тона.

– Кого только не встретишь у «Максима», – сказал Дебоширин, – любую знаменитость. Весь цвет Парижа. Как-то раз повстречал Владимира Максимова. Сидит, выпивает…

19. Большие люди

Красноперов избегал знаменитостей. Когда-то, еще будучи аспирантом филфака, он напечатал статью. Это была рецензия на книгу молодого талантливого писателя. Рецензия получилась восторженная. И вот раздается телефонный звонок.

– Да, – говорит Красноперов, – слушаю.

– Извините, вас автор беспокоит. Хочу поблагодарить от всей души. Тонко вы о моей последней книге написали. А я, признаться, и фамилии вашей раньше не слыхал. Рад познакомиться.

– И мне чрезвычайно приятно.

– Не согласитесь ли вместе поужинать? Запросто, без церемоний. Да бросьте, Красноперов, я ведь от чистого сердца. Конечно! Ну вот и прекрасно!

Потом они сидели в «Метрополе». Писатель разливал коньяк. Благодарил. Знакомил Красноперова с друзьями. Даже поцеловал украдкой. Но ближе к закрытию вдруг опьянел. Стал мрачнеть. Сунул очки в боковой карман. Взглянул на филолога побелевшими глазами и тихим шепотом молвил:

– Ты зачем это, сволочь, донос написал?

– Вы перепутали, – сказал Красноперов, – я наоборот…

– Убью! – замахиваясь, крикнул писатель.

Красноперов охнул. Ногти его царапнули скатерть. Огромная люстра косо рванулась вбок. Дюралевый стульчик выпорхнул, как гусь из-под телеги.

Через секунду появился милиционер. Филолог прижимал к губам салфетку. Писатель размахивал удостоверением члена союза. Посетители испуганно молчали.


Еще от автора Сергей Донатович Довлатов
Заповедник

Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.


Иностранка

Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переве дены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.


Зона: Записки надзирателя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Наши

Двенадцать глав «Наших» создавались Довлатовым в начале 1980-х годов как самостоятельные рассказы. Герои — реальные люди, отсюда и один из вариантов названия будущей книги — «Семейный альбом», в которой звучит «негромкая музыка здравого смысла» (И. Бродский), помогающая нам сохранять достоинство в самых невероятных жизненных ситуациях.


Компромисс

Сергей Довлатов родился в эвакуации и умер в эмиграции. Как писатель он сложился в Ленинграде, но успех к нему пришел в Америке, где он жил с 1979 года. Его художественная мысль при видимой парадоксальности, обоснованной жизненным опытом, проста и благородна: рассказать, как странно живут люди — то печально смеясь, то смешно печалясь. В его книгах нет праведников, потому что нет в них и злодеев. Писатель знает: и рай, и ад — внутри нас самих. Верил Довлатов в одно — в «улыбку разума». Эта достойная, сдержанная позиция принесла Сергею Довлатову в конце второго тысячелетия повсеместную известность.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Рекомендуем почитать
Повести разных лет

Леонид Рахманов — прозаик, драматург и киносценарист. Широкую известность и признание получила его пьеса «Беспокойная старость», а также киносценарий «Депутат Балтики». Здесь собраны вещи, написанные как в начале творческого пути, так и в зрелые годы. Книга раскрывает широту и разнообразие творческих интересов писателя.


Пахарь

Герои повести Сергея Татура — наши современники. В центре внимания автора — неординарные жизненные ситуации, формирующие понятия чести, совести, долга, ответственности. Действие романа разворачивается на голодностепской целине, в исследовательской лаборатории Ташкента. Никакой нетерпимости к тем, кто живет вполнакала, работает вполсилы, только бескомпромиссная борьба с ними на всех фронтах — таково кредо автора и его героев.


Млечный путь

В новом своем произведении — романе «Млечный Путь» известный башкирский прозаик воссоздает сложную атмосферу послевоенного времени, говорит о драматических судьбах бывших солдат-фронтовиков, не сразу нашедших себя в мирной жизни. Уже в наши дни, в зрелом возрасте главный герой — боевой офицер Мансур Кутушев — мысленно перебирает страницы своей биографии, неотделимой от суровой правды и заблуждений, выпавших на его время. Несмотря на ошибки молодости, горечь поражений и утрат, он не изменил идеалам юности, сохранил веру в высокое назначение человека.


Дворец Посейдона

Сборник произведений грузинского советского писателя Чиладзе Тамаза Ивановича (р. 1931). В произведениях Т. Чиладзе отражены актуальные проблемы современности; его основной герой — молодой человек 50–60-х гг., ищущий своё место в жизни.


Копья народа

Повести и рассказы советского писателя и журналиста В. Г. Иванова-Леонова, объединенные темой антиколониальной борьбы народов Южной Африки в 60-е годы.


Ледяной клад. Журавли улетают на юг

В однотомник Сергея Венедиктовича Сартакова входят роман «Ледяной клад» и повесть «Журавли летят на юг».Борьба за спасение леса, замороженного в реке, — фон, на котором раскрываются судьбы и характеры человеческие, светлые и трагические, устремленные к возвышенным целям и блуждающие в тупиках. ЛЕДЯНОЙ КЛАД — это и душа человеческая, подчас скованная внутренним холодом. И надо бережно оттаять ее.Глубокая осень. ЖУРАВЛИ УЛЕТАЮТ НА ЮГ. На могучей сибирской реке Енисее бушуют свирепые штормы. До ледостава остаются считанные дни.


Господа офицеры

Роман-эпопея «Господа офицеры» («Были и небыли») состоит из двух книг: «Господа волонтеры» и «Господа офицеры» — и занимает особое место в творчестве Бориса Васильева, который и сам был из потомственной офицерской семьи и не раз подчеркивал, что его предки всегда воевали. Действие романа разворачивается в 1870-е годы в России и на Балканах. В центре повествования — жизнь большой дворянской семьи Олексиных. Судьба главных героев тесно переплетается с грандиозными событиями прошлого. Сохраняя честь, совесть и достоинство, Олексины проходят сквозь суровые испытания, их ждет гибель друзей и близких, утрата иллюзий и поиск правды… Творчество Бориса Васильева признано классикой русской литературы, его книги переведены на многие языки, по произведениям Васильева сняты известные и любимые многими поколениями фильмы: «Офицеры», «А зори здесь тихие», «Не стреляйте в белых лебедей», «Завтра была война» и др.


Москва слезам не верит: сборник

По сценариям Валентина Константиновича Черных (1935–2012) снято множество фильмов, вошедших в золотой фонд российского кино: «Москва слезам не верит» (премия «Оскар»-1981), «Выйти замуж за капитана», «Женщин обижать не рекомендуется», «Культпоход в театр», «Свои». Лучшие режиссеры страны (Владимир Меньшов, Виталий Мельников, Валерий Рубинчик, Дмитрий Месхиев) сотрудничали с этим замечательным автором. Творчество В.К.Черных многогранно и разнообразно, он всегда внимателен к приметам времени, идет ли речь о войне или брежневском застое, о перестройке или реалиях девяностых.


Конь Рыжий

«Конь Рыжий» – продолжение романа «Хмель» и вторая часть знаменитой трилогии Алексея Черкасова «Сказания о людях тайги», созданная им в соавторстве с супругой Полиной Москвитиной. Роман написан в 1972 году – позже других книг трилогии, и посвящен бурным событиям Гражданской войны. Сибирь охвачена белым террором, и даже непреклонным старообрядцам не удалось остаться в стороне от политических событий: Белая Елань разделилась на два лагеря, взбудораженная стремительным бегом грозного и неумолимого времени.


Хмель

Роман «Хмель» – первая часть знаменитой трилогии «Сказания о людях тайги», прославившей имя русского советского писателя Алексея Черкасова. Созданию романа предшествовала удивительная история: загадочное письмо, полученное Черкасовым в 1941 г., «написанное с буквой ять, с фитой, ижицей, прямым, окаменелым почерком», послужило поводом для знакомства с лично видевшей Наполеона 136-летней бабушкой Ефимией. Ее рассказы легли в основу сюжета первой книги «Сказаний». В глубине Сибири обосновалась старообрядческая община старца Филарета, куда волею случая попадает мичман Лопарев – бежавший с каторги участник восстания декабристов.