Комплекс Мадонны - [111]

— Вы что, шутник что ли, звоните среди ночи?

— Прошу прощения. Я неправильно набрал номер.

У нее перехватило дыхание, сдавленный звук, граничащий со знакомым воспоминанием. Тедди подождал, понимая, что Барбара может узнать его голос, но не желая признаться себе в этом из опасения возможности навлечь какое-то таинственное царство ужаса. Он расстроился от мысли о том, что испугал молодую женщину. Продолжать разговор он не мог, но ему хотелось успокоить ее.

— Все в порядке, спокойной ночи.

Он повесил трубку. Идеализированное воображение взяло вверх над действительностью. Тедди рухнул в постель и заснул сном детской невинности без сновидений, которые он помнил бы утром. Он проснулся, когда еще было темно, вслушиваясь в звуки, которые ниоткуда не доносились: завывающий над озером ветер, нефтяные насосы, выкачивающие нефть из каменистой земли, трескающийся лед, стучащий в стекло снег, — но этих звуков не было; он сбросил эту кожу, и постигнутая им мудрость была особой формой очищающих страданий. Тедди валялся в постели до восьми часов, спокойно размышляя о прямом пути, ведущем в будущее.

Оплатив счет, Тедди позавтракал в «Эдвардианском салоне» — копченая рыба с яйцами, посидел, разглядывая из окна небольшую площадь перед входом и спешащих на работу людей, и выпил третью чашку кофе, но аскетично отказал себе в датском черносливе.

Телефонистка, получив от него требуемые сведения, стремительно назвала ему три номера местной сети в окружной прокуратуре — все неверные. Наконец с растущим раздражением Тедди обнаружил, что его дело вел человек по имени Гарольд Сэндфорд, помощник окружного прокурора. Позвонив его секретарше, Тедди выяснил, что мистера Сэндфорда ждут к десяти и он будет на месте весь день. Он не стал оставлять свою фамилию и договариваться о встрече. По дороге в центр через разлагающийся Ист-Сайд, вдоль Бовери, где болтающиеся у дверей алкоголики пытались найти забвение в общении, Тедди пришла в голову мысль, что он один из них; хотя его зрение не было затуманено алкоголем, он страдал от недуга, который, подобно пьянству, нес в себе собственный конец.

Таксист всю дорогу назойливо жаловался на полицию, преступность, загруженные улицы, маленькие чаевые, актеров, сначала раздражая Тедди, но затем — такова тяга человека к общению — вовлекая его в разговор.

Нет, это не угнетает меня. Это душа города, часть его жизни, и нет, нет, это не вызывает у меня отвращения, так же, как не вызывают у меня отвращения мочевой пузырь и кишки человека…

Вдоль безумия Канал-стрит, мимо Китайского города и Маленькой Италии, оптового ювелирного центра — Тедди видел и чувствовал бурлящую жизнь маленьких людей, цепляющихся за существование. Такси свернуло на Центральную улицу — струпья автостоянок, витрины магазинов, кричащие именами залоговых поручителей, адвокатской защиты, нотариусов, уговаривающих виновных и пропащих зайти, подписать документы, обрести спасение.

— Вон там — это Могилы, — говорил водитель, — а вот это, — Тедди увидел пешеходный мостик, соединяющий два здания, — это Мост вздохов. Меня однажды судили за хулиганство, вот почему я все знаю.

Машина затормозила перед домом номер 100 по Центральной улице — серым, бесформенным, беспорядочным Уголовным судом.

— Можно завернуть за угол, прямо к сто пятьдесят пятому по улице Леонардо, а можно остановиться здесь. Как лучше?

— Здесь — это будет чудесно.

Тедди смотрел, как люди заходили в угрюмое здание — адвокаты, взволнованные близкие, полицейские. Крыло окружной прокуратуры, находившееся на улице Леонардо, оказалось убогим вытянутым коридором с полицейским в форме за коричневым обшарпанным столом, прожженным окурками.

— Я хочу видеть мистера Сэндфорда.

— Седьмой этаж.

На седьмом этаже — еще один полицейский за столом, стенографист за машинкой, спросил у Тедди цель его визита.

— Мне не назначена встреча, но он сейчас же примет меня.

Тедди увидел, как после телефонного звонка лицо полицейского прояснилось. Нервное подергивание глаза выдало неуверенность и предчувствие насилия.

— Я провожу вас.

Он протянул руку, приглашая Тедди идти первым. Вдоль длинного коридора со стенами, выкрашенными в неопределенный зеленый цвет, через четыре двери с массивными металлическими ручками, на каждой из которых было выгравировано: «Собственность города Нью-Йорка».

— Похоже, здесь разгуливает банда похитителей дверных ручек, — заметил Тедди.

— Что?

— Дверные ручки.

— Я не заметил.

Тусклая металлическая табличка с неуклюжей официальной трафаретной надписью: «Гарольд Сэндфорд», как раз на уровне глаз. Набрав воздуха, Тедди покончил с шутками, вызванными страхом.

ГЛАВА XII

Гарольд Сэндфорд был маленьким человеком с серьезным лицом, одетый в мятый костюм в полоску; в нем присутствовал некоторый налет отрешенного ученого, работающего в такой узкой области, что сущность работ бесполезно пытаться объяснить кому бы то ни было, кроме собрата-исследователя. К этому заключению Тедди пришел после пятиминутного разговора об изменениях законодательства в отношении убийств в штате Нью-Йорк, произошедших с сентября 1967 года. Что касается Тедди, то это было недоступным пониманию упражнением; и светлоглазый юрист, смотрящий на него через очки в оправе, казавшейся сделанной из льда ей и так искажавшей лицо, что оно имело непристойный вид, казалось, обсуждал какой-то тонкий академический вопрос, связанный с переводом хайку. Через некоторое время, потеряв нить разговора, Тедди обнаружил, что незнание имеет свое оружие: молчание. Его разум не мог постигнуть факты и решения.