Комплекс девственницы - [9]

К пляжу нужно было идти по дороге через большой пустырь, который разделял городок и деревню. Навстречу то и дело попадались девушки в обтягивающих оранжевых трусиках в черный горошек — символ божьих коровок, которые в массовом порядке прилетали на это побережье из года в год, влекомые инстинктом продолжения рода. В этом году, правда, было нашествие не божьих коровок, а стрекоз. Их были многие тысячи, они появлялись под вечер и исчезали ночью. Стрекозы висели в нескольких метрах над головами людей плотным слоем, живым потолком, который медленно двигался в сторону города.

— Какие красивые стрекозы, — сказала Катя, — но если бы они летели ниже, было бы страшно. А так они очень хорошо летят. У меня есть сережки-стрекозы, смотри, — она показала Макару двух маленьких серебряных стрекоз в ушах, — они раньше очень мучили ушки, потому что у них гвоздики с резьбой и все очень болело. Но есть специальная технология, как их надо вставлять, чтобы не больно было. Их нужно просто послюнявить немного.

«Белая стрекоза любви, стрекоза лети, — запела было Настя, но тут же переключилась. — Я помню, как все было, поставки товара, иметь свой бизнес на районе — уже немало!».

Миша провожал взглядом каждую девушку, многие из них тоже оборачивались и с интересом рассматривали его полиэтиленовый костюм Дракона.

— Ладно, давайте не будем время терять, — сказала Настя, — снимем сейчас, как полиэтилен шуршит по дороге. Миха, нужно чтобы таинственно было, но не слишком загадочно, тут тонкая грань и ты ее должен почувствовать, иначе ничего не получится. Давай шурши вот этим длинным куском, сначала медленно иди, а когда я махну рукой — начинай бежать. Макар, понеси сумку пока, а я буду снимать.

Миша увлеченно зашуршал рваным полиэтиленом по дороге, но продлилось это не долго. С другой стороны пустыря раздался громкий лай, мощный и крайне стремный на слух. Оттуда прямо на съемочную группу неслось нечто живое, размером с теленка. Нечто поднимало клубы пыли и, на первый взгляд, было настроено весьма недружелюбно.

— Стойте на месте, — крикнул Макар, — не двигайтесь. Миша, не двигайся, это она на твой полиэтилен бежит. Вон, видите, там ее хозяин машет рукой, он сейчас назад ее позовет.

«Рвака!!! Назад!!! Ко мне!!! Назад, я тебе говорю!!!», — донеслось с той стороны поля.

— Сам не двигайся! — посоветовала Макару Бяша и тут же рванула в сторону ближайших пятиэтажек, построенных в степи несколько десятков лет назад.

— Рвака, назад!!!

Голос хозяина Рваки очень не понравился всем участникам съемочной группы. В нем не было властных нот, повинуясь которым пес должен был мгновенно замереть на месте и броситься назад к хозяину. Больше того, голос был на грани истерики. Вместо приказа собаке там чувствовался беспристрастный голос судьи, зачитывающей приговор: «…повлекшие за собой тяжелые повреждения организма, несовместимые с жизнью…» «Пять лет дадут, как минимум, — слышалось в голосе владельца собаки, — отправят в Читу. Рельсы класть. Там холодно. Завели бы лучше кота, как жена хотела. Ссал бы, конечно, по углам, но все же не это вот. Зубы надо хотя бы успеть сделать до этапа. Когда еще теперь придется… Не ценил я вольную жизнь, граждане, ой не ценил!»

— Рвака, назад! Ко мне! Ко мне, я сказал!

Миша все это время был в некотором замешательстве. Сначала он по инерции шелестел полиэтиленом, но наконец, опомнился и рванул за Бяшей к пятиэтажкам.

— Миха, назад! — закричала Настя-режиссер, не отрываясь от камеры и выбирая ракурс получше. — Работаем, Миша, работаем, да не туда беги, вон туда, я не могу против солнца снимать, работаем, медленнее беги. Жалко, конечно, что одна собака, а не целая свора, но все равно ничего. Миха, да подожди ты, медленнее беги, мне нужно крупный план сделать, как тебя разрывают на куски. Постарайся окровавленной рукой потом махнуть так, чтобы капли крови по объективу стекали.

Собака между тем уже добралась до дороги, по которой они шли. Эта была молодая кавказская овчарка, глупая и веселая. Изначальной целью ее был соблазнительно-полиэтиленовый Миша, но сейчас овчарку привлек блеск объектива на солнце: Рвака подбежал к Насте и, вскочив на нее передними лапами, весело залаял.

— Уав! Уав! — передразнила его Настя. — Плохая собака! Плохая и глупая! Я же говорила, будет хаос на съемочной площадке, никто роль не выучил! А ну беги, кусай Миху!

Но пес уже и к Насте потерял всякий интерес. Он стал рвать валявшиеся в песке плюшевые заячьи уши, которые недавно еще украшали голову какой-то тусовщицы, но после надоели либо потерялись в пылу вечеринки.

Дальше до пляжа съемочная группа добиралась без приключений. Лишь однажды к Кате подошла цыганская девочка лет четырех и пальцами внимательно изучила все ее украшения. Сначала тонкий браслет из белого золота на ноге, высоко взбирающиеся по щиколоткам розовые завязки туфель, затем обтягивающие бирюзовые шорты, выгоревшие до полной белизны на солнце концы волос.

Они сняли два номера в небольшом отеле, расположенном в пяти минутах от «диснейленда», оставили в нем вещи и отправились к пляжу. Пляж с многочисленными дискотеками был огорожен по всему периметру. Ограда уходила в море метров на десять, и, по большому счету, можно было сделать вид, что купаешься, а затем, нырнув, проплыть под водой и выйти уже на той стороне. Однако на практике никому пока что это не удавалось — всюду на подступах дежурили охранники.