Компаньоны - [19]

Он старался гнать от себя сомнения в правильности своего выбора и даже не думать об ответственности и клятве, данной им при возвращении на эту землю. Для этого еще будет время, годы спустя. А пока он должен попытаться просто научиться управлять этим странным телом.

И все же ему снова пришлось погрузиться в те давние сомнения и политические проблемы того, кем он был когда-то, — всего десять дней спустя, когда в доме Круглого Щита объявились король Эмерус Боевой Венец и Парсон Глейв. Лица их были мрачны.

Бренор не слышал, о чем шла речь, поскольку они беседовали с Увин тихо и за закрытой дверью, но ее внезапный протестующий вскрик свидетельствовал об очевидном.

Король Эмерус и Парсон Глейв подхватили ее под руки и помогли дойти до стола и сесть.

— Он дрался, как подобает Круглому Щиту, — заверил ее король Эмерус. — Вокруг него валялись груды орков, изрубленных в клочья.

— Да, великим воином был Арр Арр, — вздохнул Парсон Глейв.

— Реджинальд, — поправила его овладевшая собой Увин. — Реджинальд Круглый Щит, из Круглых Щитов Фелбарра, сын сына сына капитана.

— Да, — подтвердили оба хором, и все трое повернулись к ребенку на полу; Бренор с благодарностью заметил их симпатию.

— Значит, Малыш Арр Арр, — услышал он слова короля Фелбарра, но отдалено, поскольку мыслями Бренор снова перенесся в ущелье Гарумна, к своему выбору, своим сомнениям.

— Сын сына сына сына капитана, — объявил Эмерус Боевой Венец. — Потому что однажды он возглавит стражу Фелбарра, можете не сомневаться!

Сбитый с толку сумятицей невнятных ощущений, не в силах осознать суть всего происходящего с ним в этой новой жизни, Бренор испытывал сильнейшее желание выплеснуть в крике то, что бушевало у него в душе.

Но он вновь обратился к прошлому, к трону богов, и не сделал этого.

Он вспомнил, что он король.

Глава 5. Ненормальный

Год Возрожденного Героя

(1463 по летоисчислению Долин)

Дельфантл

Реджис шагнул из Ируладуна на слепящий свет решительно и уверенно. Его решимость была не меньшей, чем у Кэтти-бри, отправившейся в это путешествие в знак веры и преданности своей богине, Миликки.

Что до Реджиса, это был второй шанс, о котором он отчаянно, безнадежно мечтал. Ибо так долго он таскался вслед за остальными, был не героем-спасителем, а тем, кого спасают. Он не мог не думать о том, кто среди Компаньонов из Мифрил Халла слабое звено.

Довольно, решил он.

На этот раз все будет иначе.

Он только что держал Кэтти-бри за руку, и вот она исчезла. Только что был в весеннем лесу, и леса тоже нет.

Он шел, а теперь он плывет.

Казалось, он очутился среди звезд, в мире, где все вокруг белое и коричневое, и так много синевы внизу, и ощущение свободы, даже большей, чем когда у него было смертное тело, большей, чем когда-либо. В тот миг Реджису, поглощенному небесными сферами, казалось, что он может вечно парить так и быть абсолютно счастливым.

Мир увеличивался. Так ему показалось, пока он не понял, что падает, погружается вновь в атмосферу Торила, но он не боялся. Он увидел очертания огромной земли Фаэруна, Побережья Мечей, вдоль которого много раз плавал и хорошо знал его, Серебряных Земель и затем Внутреннего моря, огромнейшего озера с изрезанной береговой линией с множеством выступающих полуостровов и длинных бухт.

Он очутился в воде, и не было ощущения, что он плывет или погружается, он словно слился с ней, стал таким же текучим, легко скользящим среди волн безо всяких усилий.

Реджис наслаждался путешествием, радостно взволнованный этим царством стихий. Он предположил, что это еще один дар Миликки, поскольку не знал о своем генетическом наследии, не знал, что в своем возрождении возвращается к самым истокам. Он считал, что двое его компаньонов парят так же, как он, но ошибался, поскольку это был только его путь, уготованный специально для того хафлинга, которым ему предстояло стать.

Тьма окружила его, глухие мягкие стены крепко сжали со всех сторон, прижав руки к груди. И все же ему казалось, что он по-прежнему в водах Внутреннего моря, и стук собственного сердца отдавался у него в ушах. Тук-тук.

Нет, это не удары его сердца, понял он к своему ужасу и облегчению.

Он находился в матке.

Сердце принадлежало его матери — или эту женщину надо считать его суррогатной матерью? Он не знал наверняка, не мог решить. Не здесь, не теперь, поскольку сейчас ему хотелось лишь одного: бороться и извиваться, пока не очутишься на свободе. Стены вокруг шевелились, сжимая его, сдавливая, выталкивая, побуждая искать путь наружу.

Стук сердца нарастал, становился громче и быстрее, громче и быстрее.

Он услышал голоса внешнего мира, крик боли, призыв другого голоса, более низкого:

— Ну же, выходи!

Стены из плоти стискивали его, выдавливали, подгоняли. Он отчаянно дергался и бился, сознавая, что это миг его рождения, и зная, инстинктивно и рефлекторно, что должен выбраться наружу.

Стук сердца усилился. Издалека донесся еще один вопль, сопровождаемый еще более отчаянными мольбами и криками.

Тук-тук. Тук-тук.

Мышцы напряглись, сдавливая его еще крепче.

Тук-тук. Тук-тук.

Он понимал, что зажат слишком крепко, слишком сильно, крики слишком безнадежны.