Комната смеха - [2]

– А вы уверены? – Я попыталась улыбнуться и представила себе, как же отвратительно я, должно быть, выглядела с этой кривой улыбкой на фоне засохших тугих бинтов. – Вы уверены, что это было насилие?

Здесь подала голос сестра Таня:

– Мы вас подлечим, и у вас будут дети, так что в этом плане вам переживать нечего. Кроме того, мы приняли ряд профилактических мер, чтобы вы не забеременели и не подцепили венерическое заболевание. А все остальное – до свадьбы заживет.

Я тотчас представила себе фрагмент американского кино и финал: пышную свадьбу с невестой в белом платье, испорченном пятнами крови на подоле… Заживет. Я снова идиотски улыбнулась. Меня меньше всего сейчас интересовали мои будущие дети и возможные венерические заболевания. Я смотрела на сидящего напротив меня мужчину и сгорала от стыда. Мне даже показалось, что мои бинты затлели и задымились от поднявшейся у меня температуры.

– Но я ничего не помню. Я совершенно ничего не помню. Меня никто не насиловал. Меня никто не резал. Никто не бил. Я после работы зашла в гастроном на Арбате, купила печенье и шоколад. Это все.

– Вас никто не подвозил?

– Нет, я села на троллейбус. Как обычно, – ко мне стала возвращаться моя прежняя уверенность и умение говорить быстро и по существу.

Я хотела крикнуть ему в лицо, что нельзя так обращаться с живыми людьми, лгать им в глаза и унижать их подобным образом… Но ведь я действительно лежала в больнице вся в бинтах и не могла пошевелиться от боли.

– Хорошо, пусть так. Значит, на меня напали. Это очевидно. Не могла же я сама так избить себя и тем более изнасиловать. Но вы представились следователем по особо важным делам… Я что, была так плоха? Я могла умереть? Ведь вы, насколько мне известно, должны заниматься лишь убийствами…

Я и сама не знала, что несла. Я злилась на то, что мне приходится разговаривать с этим мужчиной о таких унизительных для меня вещах, как изнасилование. Я ненавидела его уже за то, что он вообще занимался моим делом.

– Правильно. Собственно, я здесь именно из-за убийства.

Я похолодела. Неужели я кого-то пришила?

– Дело в том, что рядом с вами на тротуаре лежал труп еще одной девушки, приблизительно вашей ровесницы. Я принес фотографии…

Медсестра, которая присутствовала при нашем разговоре, заметно занервничала. Видимо, ее медицинские инструкции запрещали позволять посетителям вот так запросто травмировать пациентов страшными фотографиями трупов. Однако она почему-то промолчала, и мне кажется, что я тогда поняла почему: она просто не посмела вмешаться в разговор, поскольку находилась под сильным впечатлением, которое произвел на нее Гарманов как мужчина. Честно говоря, это сбивало с толку и меня и мешало сосредоточиться на самом главном.

С фотографии на меня смотрела… Вернее, нет, не так. Она уже не смотрела. Глаза ее были закрыты. Я увидела Басю. Мою подружку Басю. Очаровательная разгильдяйка, хохотунья, бесшабашная и веселая Бася на сей раз крепко спала, не подозревая, что ее фотографируют. Понятное дело, она была мертва. Страшные кровоподтеки, засохшая кровь в ушных раковинах (следователь показал мне много разных снимков, где Бася была заснята в разных позах и ракурсах), разбитый затылок… Особенно тяжело было видеть ее раскинутые, как у тряпичной куклы, ноги, босые, нагие и тоже в кровоподтеках…

– Это Бася, – проговорила я с трудом, давясь слезами.

– Бася? Это уже кое-что. Дело в том, что при этой девушке мы не нашли документов.

– Да что вы пристали со своими документами! – внезапно взорвалась я. – Кто это ходит в родном городе с документами? Я тоже никогда не беру с собой паспорт. Зачем он мне? Все это глупости… И Бася никогда не брала с собой паспорта, даже когда ей надо было поменять валюту. Она прекрасно существовала и без него.

– Фамилия вашей подруги?

– Басова. Катя Басова.

– Так вот почему «Бася»?

– Да, мы все ее еще со школы звали Басей. – И тут я разревелась. Отчаянно, навзрыд, сотрясаясь всем телом. Я не могла понять, как же так: ее нет! Рано или поздно я выйду из больницы, вернусь в нормальную жизнь и непременно позвоню ей. И что же: она не возьмет трубку? В такое не верилось. От этого хотелось выть.

– Как вы с ней оказались на улице Бахрушина?

– Не знаю, не помню.

– А где она живет?

– В Армянском переулке. – Я назвала адрес.

– Далековато от Бахрушина. Может, вы собирались куда-то поехать, ведь рядом Павелецкий вокзал?

– Да никуда мы не собирались. – Я сделала знак сестре, чтобы она помогла мне высморкаться и привести в порядок успевшее опухнуть от слез лицо. – Я вообще не понимаю, как мы с ней оказались на этой улице. Как ее убили? Что с ней?

– Судя по характеру травм, ее, как и вас, сначала изнасиловали, а потом выбросили из окна второго этажа. Но перед этим вам наносились удары острым предметом по мягким тканям тела, предположительно, ножом. Вам повезло больше, и ни одна из ран не оказалась смертельной, в то время как у вашей подруги проникающее ранение в сердце…

– И вы знаете, из какого окна нас выбросили?

– Да, знаем, – удивил он меня. – Но там живет старушка-одуванчик, которой в момент убийства не было дома. У нее стопроцентное алиби – в половине восьмого она была на приеме у платного врача-гомеопата, который арендует кабинет в поликлинике и принимает с семи до десяти часов вечера.