Комната с видом на звезды - [34]

— Эксперт установил, что кто-то разлил керосин и поджег все специально! — возразил Артемьев.

— Вероятно, ты осточертел кому-то еще больше, чем мне, что удивительно, — заметил Креза. — Надеюсь, теперь ты соберешь свои вещички и начнешь продавать хот-доги в другом месте.

Борис засмеялся, постепенно возвращая былое самообладание.

— Черта с два! — прохрипел он с дьявольской усмешкой. — Не я начал эту войну. Хочешь посмотреть, кто кого? Ты увидишь. Ты все увидишь сам.

Борис, полагая, что не достаточно напугал меня, ударил по прилавку снова, так что металлические скобки витрин задребезжали. Затем он развернулся и стал уходить.

— Я не поджигал твою кофейню, мальчик, — в след ему сказал Креза. Голос его звучал тихо и твердо. — Всю жизнь ты вечно приносил несчастья тем, кто был рядом. А теперь, похоже, начал приносить и самому себе.

Артемьев ни разу не остановился, но мне показалось, что его плечи вздрогнули, словно фраза больно ударила его меж лопаток. Как только фигура Бориса скрылась из виду, я облегченно выдохнула.

— Ну, ну, чего ты испугалась, — Креза дружественно похлопал меня по плечу. — Не обращай внимания на этого пустобреха. В следующий раз я не позволю ему даже зайти сюда.

— Да что между вами случилось? — воскликнула я, и Освальд Павлович понял, что я зла. Я и в самом деле злилась. Скандалы всегда пугали меня, а противостояние этих двух людей заставило сердце бешено колотиться в груди.

— Это важно? — пробормотал Креза.

— Конечно, важно! — сказала я. — Вы же убить друг друга готовы!

Эта злоба и ненависть, что стояли между отцом и сыном, были незнакомы мне, и я силилась понять, где их истоки. Освальд Павлович пригладил редкие седые волосы на голове и окинул взглядом свою лавку. Похоже, представил, что было бы, сгори вместо кофейни его «Саламандра».

— Ты же знаешь, что я не имею отношения к поджогу, — произнес старик. Конечно, мне бы и в голову не пришло обвинять его в этом.

— Когда вы об этом узнали? — спросила я.

— Ночью, — ответил Креза. — Пожарная машина приезжала с сиреной, я проснулся и услышал, какая там заваруха.

Я присела за прилавком и задумалась. Борис сказал, что это поджег. Но кому потребовалось совершать такое? Хотя, кто знает, может, подставить как раз пытались Освальда Павловича. Ведь первым, на кого Артемьев подумал, был его отец. Все же, это нешуточное дело, и придется ждать разбирательств. Да и сам Борис вряд ли будет сидеть на месте, наблюдая, как его кофейня в упадничестве, а мы процветаем.

— Нужно быть осторожными, — проговорила я, и Освальд Павлович закивал.

— Ты тоже думаешь, что он будет мстить? — усмехнулся старик.

— Судя по тому, как он ворвался сюда сейчас, безусловно, — кивнула я. — Его можно понять, он винит вас во всех своих бедах.

— Винить он должен только самого себя, — проговорил Освальд Павлович, и его фигура замерла у большого окна. — Я надеялся на него. А он меня бросил…

— Что, если у него были на то причины? — предположила я. — В конце концов, прошло уже так много лет. Вы же можете забыть обо всем этом.

— Нет, не могу! — воскликнул хозяин лавки. — И ему не нужно мое прощение.

— Он сказал, что вы выгнали его из дома, — вспомнила я. — Это правда?

Освальд Павлович повернулся ко мне, и стало видно, что его глаза покраснели от выступивших слез. Воспоминания снова разбередили былые раны.

— Отчасти, — без тени сожаления признался старик. — Но я не растил его предателем. И не растил его убийцей брата. Он заслуживает всего, что произошло с ним.

Я долго смотрела на Крезу, повторяя про себя его последнюю фразу. Смысл ее был очевиден, но именно поэтому так легко ускользал от меня. Я ничего не понимала.

— Ладно, — кивнула я и, полная решимости, двинулась к двери. Не шевелясь, Креза безучастно смотрел на меня. Я повесила табличку «закрыто» и, заперев дверь, повернулась к Освальду Павловичу.

— Или вы немедленно рассказываете мне все, что случилось между вами и вашим сыном, или я больше никогда не приду в лавку! — решительно заявила я. Похоже, это и в правду возымело действие над моим упрямым работодателем, поэтому он не стал сопротивляться и, едва заметно кивнув, побрел в жилую комнату.

* * *

Жизнь Освальда Павловича была размеренной и спокойной. До определенного момента. Но, пока он еще не настал, Креза жил в обеспеченной семье, приближенной к власти, получал хорошее образование в Москве и по праву считался тем, кого в наше время называют золотой молодежью. В те советские годы его ждала судьба типичного состоятельного человека с хорошими связями. На третьем курсе экономического факультета Ося, как ласково прозвала его мать, встретил девушку. Ее звали Ирина, и тогда она показалась Крезе самым очаровательным и милым созданием на свете. Она была умной и веселой, а именно беззаботного веселья Осе и не хватало. Такая красивая пара, они довольно скоро поженились, и уже через полтора года у них родился их первый сын, Олег. Все это казалось чудесным сном для молодой пары. Освальд с упоением наблюдал за тем, как крохотная частичка его самого растет и крепнет с каждой минутой. Любая улыбка, любая мелочь из жизни Олега неимоверно трогала его родителей.