Царь молчал.
— Ваше величество, — сказал Родзянко, — назначьте министрами людей, которым доверяет Дума.
Царь молчал.
— Ваше величество, — сказал Родзянко хрипло, — если вы этого не сделаете, будет революция. Вы пожнете, что посеяли.
— Ну, бог даст, обойдется, — сказал царь и улыбнулся.
Он сделал знак, что разговор кончен.
Дезертиров искали повсюду.
Поезд пришел в Москву. В вагон вошли жандармы и стали проверять у пассажиров паспорта.
Навстречу им поднялся молодой белокурый мужчина. В левой руке он держал небольшой чемодан, в правой— раскрытый паспорт.
Жандарм взял паспорт и спросил: — Откуда едете?
Пассажир сделал знак, что он не понимает по-русски.
Другой жандарм посмотрел паспорт и сказал — Финн, из Куопио, купец, можно пропустить.
Пассажир вышел на вокзал. Он поохал к знакомому рабочему.
Там он раскрыл чемодан и вынул революционные воззвания.
— Передай у себя на заводе, — сказал он, — и забрось в казармы.
Из Москвы он поехал в другие крупные города. В каждом городе у него были знакомые рабочие. Ночевать он старался каждую ночь на другой квартире. Потому что паспорт у него был подложный. Он был не финн и не купец и жил не в Куопио, а в Петрограде.
Он был членом Центрального Комитета партии большевиков.
Он вернулся в Петроград в феврале и сказал:
— Все наготове. Солдаты примкнут к нам. Зовите рабочих на улицу!
В феврале начальник охранного отделения делал доклад министру внутренних дел Протопопову.
Протопопов, развалясь в кресле, рассеянно слушал.
— Всюду недовольство, — говорил охранник. — Правительству не доверяют. На университетском празднике студенты запели вместо «Боже, царя храни»— рабочую марсельезу. Секретные сотрудники доносят: в очередях ругают министров и непочтительно отзываются о государе императоре. По заводам передают из рук в руки революционные прокламации, призывающие рабочих к бунту.
Протопопов, казалось, ничего не слышал. Охранник помолчал. Протопопов зевнул.
— У меня имеются сведения, что революционеры хотят убить одного министра, — сказал охранник.
— Кого? — встрепенулся Протопопов.
— Вас, — сказал охранник.
— Не удастся, — рассмеялся Протопопов. Охранник удивленно посмотрел на него.
— Мне нечего бояться, — сказал торжественно Протопопов. — Хотите знать почему? Наклоните ухо.
— Мне гадали по звездам, — зашептал Протопопов. — Это самое верное гадание. Звезды говорят: я буду долго жить, я— спаситель России. Звезды обещали: пока я у власти, революции не будет.
Охранник смотрел на Протопопова, не мигая.
В феврале ударили жестокие морозы. По всей стране прошли снегопады и засыпали железнодорожные рельсы. Товарные поезда с мукой застряли в пути. В Петрограде не хватило хлеба.
23 февраля начались волнения. Женщины пошли толпами по улице, крича: «хлеба, хотим есть!»
Но не только женщины шли в толпе, — шли и рабочие мужчины. И кричали не только «хлеба!»— кричали еще и «долой царя!» Над толпой появились красные флаги.
Забастовало сто тысяч рабочих. Забастовщики шли толпой к фабрикам, где еще продолжалась работа. Напирали на железные ворота, срывали калитки, останавливали машины. Городовые грозили шашками и выхватывали револьверы. Но забастовщики врывались во двор. Навстречу им из ворот фабрики уже валил народ: забастовка перекинулась на новую фабрику.
На мостах стояли патрули пешей и конной полиции. Они выполняли план Хабалова: не пускали рабочих в центр города.
С Выборгской стороны в город ехал трамвай двадцатый номер. На Литейном мосту городовые остановили его: вошли в вагон и всех, кого по одежде можно было принять за рабочего, высадили.
— Назад! Не приказано дальше пускать!
Но рабочие были упорны. Скоро Нева покрылась черными движущимися точками. Это рабочие, которых не пускали через мосты, переходили по льду, протаптывая по снегу новые тропинки. На берегу стояли часовые. Но они стояли редкой цепью. Оглядываясь, нет ли поблизости офицера, часовые молча пропускали рабочих дальше.
Рабочие шли на Невский.
К вечеру рабочие пробрались на Невский проспект и запрудили улицу.
Невский принял странный и тревожный вид.
Никогда еще на Невском ее было столько народа. Люди шли лавиной, бедно одетые, пришедшие издалека люди, — рабочие. Извозчиков и автомобилей с каждым часом становилось все меньше: толпа шла прямо по мостовой. Магазины закрывались, раньше времени опускались железные занавесы. Стало тихо, только слышался непрерывный топот тысячи ног.
Тихим ходом шли трамваи и звонили без перерыва, но толпа не сходила с рельсов. Вагоны останавливались, рабочие вскакивали на площадки и отнимали у вагоновожатых ключи. А без ключа трамвай не может ехать.
Вереницей застыли на рельсах трамваи.
Постовые городовые ушли со своих постов. Они собирались вместе и выходили из участков отрядами. Толпа забрасывала их осколками льда, поленьями, камнями, бутылками. Городовые стреляли холостыми выстрелами. Но холостых выстрелов никто уже не боялся.
Солдат на улице не было. Правительство распорядилось запереть их в казармах, чтобы они не услышали на улицах революционных речей. Но рабочие подходили к казармам и кричали:
— Идите к нам!