Коммунист во Христе - [3]

— Оно и близится к нам свое время, Данилыч, изрек старец в ответ. И пора тебе браться за то, что отцу твоему не удалось сделать. Тайна-то Татарова бугра может больше тебя и касается.

2

На Страстной неделе, в чистый четверг, Яков Филиппович заглянул в колхозные мастерские, сказал Дмитрию Даниловичу:

Так и заходи коли, Данилыч, о деле-то и поговорим. Оно и день подходящий. Во чистоте души словом благостным и надо бы обмолвиться. В келейке моей и потолкуем в тиши.

Как-то так выходило, что Дмитрий Данилович не часто бывал в доме Якова Фи-липповича. Больше он наведывался к Кориным. В людном доме и разговор выходил ком-панейский, на стариковский. Вести с разных совещаний, слухи от городских гостей. И ху-дожник, сосед Кориных, частый гость в летнюю пору. А тут Старик Соколов отнароку зашел в мастерские, чтобы пригласить в свою келейку Данилыча, заместителя председате-ля колхоза по механизации.

Дмитрий Данилович пораньше освободился от дел, в контору не пошел, отправил-ся прямо домой. Переоделся, перекусил, постясь, налегке. Сказал Анне, что будет у Якова Филипповича и пошел пешком в Большое село.

В доме Соколовых было тихо, Марфа Лукинична готовилась к Пасхе. Вдруг да гос-ти из Москвы от сына пожалуют. Яков Филиппович вышел из пятистенка во всем домаш-нем, староверском и чистом, как и положено в скорбный для Христа день. Длинная белая рубашка косоворотка подпоясана шерстяным тканым пояском со словами молитвы на нем. Через пятистенок прошли в боковую комнату, которую Старик Соколов и называл келейкой. В ней было уютно и строго, ничего лишнего, жарко натоплена лежанка. Сели к столу, за которым Яков Филиппович в досужее время портняжничал. С него было все прибрано, будто к тайной вечере приготовлено. Небо за окнами тоже как бы сумеречно скорбело, жмурилось. Света не зажигали. Сидели в полуоборота друг к другу. Угол стола как бы вклинивался между ними, а досчатая гладость его единила. Яков Филиппович воз-ложил кисти рук на столешницу, вымолвил:

— В день-то такой самый черед и поговорить о благом смиренно. Дом, как и душа твоя, и мысли, и слово, все и должно быть в чистоте. Грехи-то на нас нынешних не только свои, сегодняшние, но и прошлых нас…

Хозяин кельи поглядел испытующе на Дмитрия Данилович. От взгляда его как бы изошли лучики света. Над столом прошло легкое дуновение, овеяв лицо. Яков Филиппо-вич молчаливо кивнул головой, как бы в чем-то с кем-то соглашаясь. Взгляд прижмурен-ных, будто подслеповатых глаз перевел на среднее окно и через него в небесный простор. Три окна кельи сверху и по сторонам были призанавешены льняными занавесками. И они колыхнулись, ровно кто прошел мимо окон… Дмитрий Даниловичу и раньше приходи-лось испытывать какую-то силу, исходившую от Старика Соколова. А тут как бы кто тре-тий был в келье старовера. И этому третьему дано знать, что случиться завтра и произой-дет в другие дни. Яков Филиппович как бы и хотел поведать то, что ему предсказывалось этим третьим, и что увиделось за окном кельи своей.

— Мы ведаем только о том, что своими глазами видим, ухом слышим и руками тро-гаем. Все невидимое, коли оно выявляется возле нас, страх наводит. И ведет нас то ли к добру, то ли ко злу. Недоброму — злые силы потрафляют, а доброму — благие… Меня вот судьба свела с человеком, прозванным затылоглазником. Поди и слышал, отцу-то твоему, Игнатьичу, сказывал… Велено было ему открыться. Но тут же и зарок положен, таиться до поры. — Яков Филиппович прислушался к — себе, поглядел на красный угол, где на полке лежали тяжелые церковные книги. — Время и пришло тебе, Данилыч, узнать то, чего и от-цу твоему высказать не мог. Роду Кориных дано на земле своей жизнь по правде улажи-вать, а мне вот — оберечь вас… Комиссар-то, который с отрядом к нам по зеленых прибыл, наш дом выбрал для постоя. И не совсем, знать, по воле своей… И родители мои с ним сошлись тоже по наречению. За стол садясь, он перед иконой крест клал с поклоном, как в доме нашем было принято. Заповеди Христовы чтил. Первым коммунистом Христа назы-вал. Меня это и соблазнило, и увязался за ним. Батюшке и матушке вроде бы наперекор пошел. Грех был большой, но ведь и апостолы Христовы дома свои покидали, следуя за Учителем… Где только с отрядом не перебывали. Я-то по вере своей без оружия ходил, комиссар меня и не принуждал. В одном городе близ гор больно не спокойно было. И не то чтобы разбойники, а сами власти люд обижали. Туда и прислали нового правителя, а с ним и наш отряд. Пошли слухи, что правитель тот о четырех глазах, затылоглазник, зна-чит. На кого жалобы шли, тех он вызывал к себе, выспрашивал. И если видел, что тот скрытничает, выгораживает себя, оборачивался к нему спиной и на затылке у него при-поднимались волосья, а из-под них показывались красные зенки… Тот уходил и по дороге умирал. Однажды комиссар посылает меня к нему с бумагами. Наказ был от него такой, чтобы я шел… Только что Рождество Христово в отряде справили, и как тут было не бо-яться. Правитель-то от большевиков, и знамо — безбожник… Пришел к нему. Бумаги он отложил, а мне велел сесть рядом. Стал спрашивать, откуда родом. Говорю, а признаться, что старовер, боюсь. Тогда он сам обо мне все сказал. И о батюшке с матушкой, и о дядь-ях, которые в Сибири жили. Предрек, что братья мои и сестры к нам отправятся.