Коммуна, или Студенческий роман - [125]
– Мама его распустила. Он старый.
– Да?! Ну и ладно. Будет ещё в жизни место любимым старым свитерам. Неотпускаемым.
– Нераспускаемым.
– Не важно… Так вот, ты вполоборота смотришь на кого-то – это важно, что не в камеру. Ты вообще крайне нефотогенична, Романова, как я уже успел заметить за эти годы. Ты бесподобно хороша на фотографиях младенческих – пока ещё не научилась кривляться. Или если тебя подловить. Потому что гляди ты не на кого-то, а в объектив, то и улыбка бы у тебя была натужной, и глаза смотрели бы с тоской. У меня есть парочка, где ты смотришь в объектив, – и с «томатных» свадеб, и с твоей собственной, и когда нас пару раз ловили уличные фотографы… Вот только с Вольшей ещё есть ничего фотка: вы топаете по Дерибасовской, два забавных колобка из-за своих пуховиков, и мордочки у вас довольные, обе в беретах – прелесть, а не девочки. Квинтэссенция юности. Но там ты не крупным планом, и не могу же я дрочить на групповое фото, когда мне нужна только ты…
– Пошляк!
– Нет. На самом деле нет. Ну что такого? Важно не само слово, а ситуативный контекст. Произношение. Нежность… Дай закончить про твою мою любимую фотографию!
– Да ты сам себя перебиваешь. Ты же спросил про свитер.
– Да, прости. Сам же, я же. Да… Так вот, вполоборота, от души смеёшься, глаза сияют, и ты совершенно счастлива ни от чего. Чем и прекрасна. И глядя на это фото, при свете луны или солнца, а хотя бы и при свете настольной лампы, меня каждый раз пронзает такое щемящее чувство, что кажется, я – натянутая струна и сейчас порвусь, потому что такую ноту взять не в состоянии… Что я – тетива лука в руках полубога, но сопромат есть сопромат – ещё доля секунды, и я не выдержу…
– Слушай! Да тебе таки надо в писатели подаваться, прав наш первый и последний куратор Филипп Филиппович. Это ты так сейчас поэтично описываешь секунды, предваряющие эякуляцию?
– Ох, грешна! Грешна женщина с медобразованием! – Примус щёлкнул Полину по носу. – Я сейчас описываю то, что невозможно описать, – мои к тебе чувства, дура. – Немного помолчав, он добавил: – Впрочем, и те самые секунды, да!
– Скотина! – Полина накинулась на него, и… они долго-долго целовались. И это было очень приятно. Обоим.
Сто пятьдесят раз Примус внутренне перекрестился и вздохнул, что так удачно соскочил с темы. Но плохо вы знаете женщин!
– Так встречался ты с кем-то? Спал? – Они уже подошли к подъезду, но решили перекурить ещё по одной на той самой скамейке в том самом палисадничке, где не так давно – целую вечность тому – второкурсница Романова обдумывала, как бы ей поторжественнее въехать в коммунальную обитель.
– Ну что ты прям как кухарка, ей-богу! Спал – не спал. А ещё Романова. Ну, встречался! В кино ходили, в кафе. Ну, прости…
– В наше кафе? В »Калинку»?! – ахнула Полина. Почему-то то, что он кого-то мог водить в «их» кафе, расстроило её больше, чем… Ну, чем возможное последующее.
«Yes!» – воскликнул про себя Примус. Похоже, неловких слов удастся избежать.
– Нет. Вот тут я чист перед богом, людьми, тобой и собой. Ни одна девушка не была со мной ни в кафе на Чичерина, ни в кафе-мороженое на Ленина, ни в стекляшке на Четырнадцатой. А также не ходила в кинотеатр «Родина». Только в «Зирку», там, или в «Одессу». Я куда больший символист, чем ты, деточка. И даже чем ты можешь себе представить. Но символизм не отменяет нормальную физиологию. Не мог же я жениться на твоей фотографии, в конце концов!
– Физиоло-огию! – передразнила Поля. – Не очень хорошо. По отношению к девушкам.
– Селяви. Да. Я нехорош по отношению к девушкам. На твой взгляд. Ты – нехороша по отношению ко мне. На чей-нибудь взгляд. Жизнь – не оценка нас глазами посторонних. Я знаю, что ты сейчас скажешь, что я софист, но я этого никогда и не оспаривал.
– Я прощаю тебя.
– За софизм или за девушек?
– За всё. Похоже, что для тебя это приблизительно одно и то же. Я куплю кровать.
– Полюшка, в комнату коммунальной квартиры не нужна кровать. Все так и будут плюхаться на неё, как прежде на матрас. Мы купим тебе диван. Я сам его куплю… Кстати, что касается нашего прекрасного и чудесного друга Вади – он, похоже, туповато, но решительно женится.
– Женится?! На ком?! – ахнула Полина.
– На той самой Ирке, что уже закончила наш славный вуз и отправилась домой по распределению, в тамошнюю ЦРБ. Кроткий летом съездил на побывку на малую родину. Там они нечаянно встретились, выпили и даже не заметили, как… В общем, теперь наш джентльмен поступает как настоящий джентльмен – женится!
– Тьфу ты, идиот! Вы что, мужики, все вот так вот?
– Как, детка? – наивно похлопал роскошными ресницами Примус, про себя с облегчением поблагодарив густую тень чужих грехов.
– Да так! Встретились-выпили-трахнулись! Фу-у-у!!!
– Я тебе больше скажу, моя радость, даже все бабы, и женщины, и девушки, – вот так вот точно, как мужики. Просто некоторые из них настолько чисты и невинны, что каждый очередной эпизод «встретились-выпили-трахнулись» выветривается из их чудесных головок быстрее молекулярных слоёв девяностошестиградусного спирта с поверхности протёртой им задницы. Не смотри на меня волком. Никакой иронии в словах «чисты и невинны» нет. Во всяком случае, в отношении тебя!
Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.
Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…
Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?
Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!
«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».
От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.
Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.
Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.
Ожидаемое время поступления электронной книги – сентябрь.Все чаще слышу от, казалось бы, умных женщин: «Ах, мой отец, когда мне было четырнадцать, сказал, что у меня толстые бедра! С тех пор вся моя жизнь наперекосяк!» Или что-нибудь в этом роде, не менее «трагическое». Целый пласт субкультуры – винить отцов и матерей. А между тем виноват ли холст в том, что картина теперь просто дырку на обоях закрывает? Но вспомните, тогда он был ПАПА. А теперь – отец.Папа – это отлично! Как зонтик в дождь. Но сами-то, поди, не сахарные, да? Желаю вам того изначального дара, по меткому замечанию Бродского, «освобождающего человеческое сознание для независимости, на которую оно природой и историей обречено и которую воспринимает как одиночество».Себя изучать интереснее.