Коммод. Шаг в бездну - [36]

Клеандр на миг прервался. Глаза у него затуманились, потом на них выступили слезы. Он смахнул их и продолжил.

— Ты другой породы. Божественной! Ты очень заблуждаешься, если полагаешь близкими друзьями Витразина или Перенниса. Витразин даже не успел ознакомиться с записками вашего батюшки, а уже потребовал с Александра Платоника пятьдесят золотых за разрешение опубликовать их.

— Подлец, негодяй!

— Вот и я говорю, подлец и негодяй! Что за беда, господин, если Александр опубликует эти заметки. Полагаю, нам не следует вмешиваться в сделку между Платоником и Витразином. Пусть договариваются. Однако следует подумать, когда их обнародовать. Это очень важно и будет очень уместно. В них нет ничего дурного, наоборот, очень много забавного.

— Как ты можешь знать?

Клеандр обиделся.

— Спальник я или не спальник. Я еще в бытность Марка успел перечитать эти тетради. Я был дружен с Феодотом. Умнейший человек! Ты, разумнейший, правильно сделал, что отставил его. Теперь лаской да призывами к добродетели многого не добьешься. Его время истекло.

— А твое настало? — криво усмехнулся Коммод.

— Да, господин. На кого еще ты можешь положиться, кто предан тебе без страха и сомнений. Может, полагаешь, что Песценний или Дидий Юлиан? Человек подл по натуре, его необходимо держать в узде. Песценний, например, явился сюда за сенаторским достоинством, но куда более его интересует должность наместника в какой‑нибудь хлебной провинции.

— Ну, хватил. Из центурионов в наместники.

— И правильно сделал, что хватил, зато нам верная опора. Куда он без нас, без Луция Коммода Антонина, Отца народа, императора и августа.

— И какая провинция его бы устроила?

— Что‑нибудь на Востоке, подальше от Рима. Уж больно он прилипчив, на любую пакость готов ради должности. Даже девочек портить. Сейя вон лежит вся в крови. — Клеандр вздохнул. — Другая беда меня беспокоит.

— Что еще?

— В армии ослабла дисциплина. Появились горлопаны, прилюдно обвиняющие тебя в робости перед германцами. Кое‑кто утверждает, что ты устроил свадьбу, а денежной раздачи в войсках не произвел. Не по обычаю, мол.

— Распять негодяев, как дерзких рабов!

— Ага, распять! Озлобить армию в преддверии похода?!

— Я не собираюсь воевать ни с квадами, ни маркоманами, ни с каким‑либо другим варварским племенем. Я вышибу из них мирный договор и протолкну его на военном совете.

— Да, вышибем и протолкнем, но не сразу. Если не испортим дело поспешными и неоправданными поступками. Зачем совету знать о деталях этого договора? Зачем знать о золоте? Мы — верховная власть, нам и договариваться с варварами. И всякому, вплоть до самых высших начальников, кто попытается вмешаться в это дело, сразу по рукам. Не грубо, но чувствительно.

Коммод кивнул.

— Это ты верно надумал. Умные поймут, а глупых, — тех, кто не умеет держать язык за зубами, — будем учить. Не поймут со слов, научим кровью. Но главное, убедим варварских князей в том, что играем честно. Что еще?

Клеандр замялся, потупил глаза.

— Говори, — подбодрил его император.

Спальник глупо, даже придурковато улыбнулся.

— Переннис…Что‑то он из дворца не вылезает. Пусть проветрится.

— Он уже доказал свою преданность.

— В чем? В том, что вертится возле твоей милости?

— Он ведет переговоры с послами варваров. И неплохо ведет. Дело движется к завершению.

— К какому завершению? Невелика заслуга принудить подписать варваров мир при условии, что мы выводим свои войска с их территории, а они обещают более не переправляться через Данувий с оружием в руках. Кто же выигрывает? Я все ждал, когда же он напомнит вашей милости, что варварам следует купить наше расположение и покровительство. Мы должны назначить хорошую цену за мир. Если мы мечтаем вернуться в Рим, мы должны въехать туда с помпой, а на это нужны средства. Далее, нам надо заставить вояк прикусить языки, для этого тоже нужны средства. Переннис не может не понимать, что загвоздка с заключением мира связана исключительно с финансовым вопросом. Но он молчит. Почему он молчит?

Коммод некоторое время раздумывал, потом хмуро взглянул на спальника. Тот сразу осекся.

— Ты имеешь в виду, — спросил император, — что брать их из государственной казны нельзя, иначе горлопаны начнут кричать, что мы разоряем державу? Тем более из войсковой кассы?

Клеандр кивнул.

— Ты, преступник, прав только в том, что без денег нам действительно не выбраться из этих диких краев, — задумчиво произнес император. — Государственная казна пуста — папаша слишком размахнулся на войну — так что там каждый сестерций сосчитан и стоит мне взять несколько монет, как тут же опекуны поднимут страшный вой, — он помолчал… — А денежки нужны, очень нужны. Причем, принадлежащие только мне лично.

Спальник кивнул еще раз.

— В этом случае мы убьем сразу двух зайцев: докажем, что я способен, не вступая в войну, добиться успеха, а также получим средства для…

Он не договорил.

Наступила тишина, прервал ее Клеандр. Решился все‑таки.

— Варваров словами не напугаешь, а Переннис то ли слишком хлипок, чтобы добиться от них выполнения этого секретного условия, то ли слишком умен. Исполнителен — да. Готов землю носом рыть — да. Но этого мало. Он почему‑то отказывается брать на себя ответственность. Пока речь шла о пустяках — о выводе войск, об установление семимильной полосы, на которой варвары не вправе селиться, о выдаче угнанных римских граждан, он годился. Но если теперь разрешить ему продолжать переговоры, он сробеет, начнет каждый раз бегать к тебе за советом и разрешением. Именно этого послы и ждут. Они, как мне кажется, тоже прослышали о твоем страстном желании вернуться в столицу, вот и тянут время. Тигидий исчерпал свои возможности. Теперь пришел черед Бебия с его легионом. Только он в состоянии крепко припугнуть варварских князей.