Комментарий к "Категориям" Аристотеля. Фрагменты - [17]
"Субстанциям и отличительным признакам свойственно то, что все [образованные] от них [сказуемые] сказываются унивокально. Ведь все [образованные] от них сказуемые сказываются либо об индивидах, либо о видах; что же касается первой субстанции, то от нее не [образуется] никакого сказуемого, ведь она не сказывается ни о каком субъекте. Из вторых же субстанций вид сказывается об индивиде, а род - о виде и индивиде. Подобным образом и отличительные признаки сказываются о видах и индивидах. Действительно, первые субстанции принимают смысл (ratio) видов и родов, а вид - смысл (ratio) рода, ведь все, что говорится о предикате, говорится также и о субъекте. Точно так же виды и индивиды принимают смысл (ratio) отличительного признака. А унивокальным было [названо] то, у чего общее и имя, и смысл (ratio). Поэтому все [сказуемые, образованные] от [вторых] субстанций и отличительных признаков, сказываются унивокально" [45].
Продемонстрировав, что "не находиться в субъекте" является общим для субстанций и отличительного признака, Аристотель снова указывает на общее для них [свойство]. Ведь из субстанций одни - первые, другие - вторые, и первые субстанции суть индивидуальные. Но поскольку индивиды никоим образом не могут обладать субъектом, то от индивидов не может быть [образовано] никакого сказуемого. Вторые же субстанции сказываются об индивидуальных, то есть о первых, субстанциях унивокально, ведь и имя, и смысл (ratio) вторых субстанций сказываются о первых. Так, и вид и род сказываются о каком-либо индивиде, например о Платоне, то есть о некоем человеке сказывается и [вид] "человек" и [род] "животное", ведь некий человек является и человеком и животным, и об индивиде сказывается смысл их обоих [т.е. рода и вида]. Ведь говорим же мы о некоем человеке, что он - животное разумное, смертное, что есть определение вида, то есть "человека". И, с другой стороны, мы говорим: человек есть субстанция одушевленная, чувствующая, что есть определение рода, то есть "животного". В самом деле, вид перенимает от своего рода и определение, и имя. Ведь о "человеке" сказывается "животное": говорят же, что человек - животное; и, с другой стороны, тот же "человек" равным образом принимает смысл (ratio) "животного": говорим же мы, что "человек" есть субстанция одушевленная и чувствующая.
Итак, не подлежит сомнению, что, так как виды и роды об индивидах, а роды о видах, сказываются унивокально, то есть при любой предикации вторые субстанции сказываются о субъектах унивокальной речью, то это [свойство] - общее для них и для отличительных признаков. Ведь отличительный признак сказывается унивокально о виде, о котором он сказывается, и об индивиде этого вида. Ибо когда о некоем человеке сказывается отличительный признак "способное ходить" (говорят же, что тот или иной человек способен ходить, например Платон или Цицерон), то индивиды принимают и определение отличительного признака, сказывающегося об этих индивидах. Ведь "способное ходить" есть то, что может передвигаться ногами по земле. И таким образом, ты можешь определить некоего человека сообразно имени отличительного признака: скажешь, например, что Платон есть то, что передвигается ногами по земле. И это же [определение] подходит и виду некоего человека, то есть "человеку". Ведь "человек", то есть собственно вид, поскольку является "способным ходить", может быть определен следующим образом: человек есть то, что передвигается ногами по земле.
Итак, и отличительные признаки сказываются о том, о чем они сказываются, унивокально. Поэтому в связи с тем, что и вторые субстанции сказываются о том, о чем они сказываются, унивокально и отличительные признаки таким же образом, то какие бы сказуемые ни были образованы от субстанций или отличительных признаков, они всегда будут сказываться о субъектах унивокально. Причина же того, что вторые субстанции сказываются о первых унивокально, та, которую Аристотель уже разъяснял ранее, когда указывал нам, что все, сказываемое о предикате, сказывается также и о субъекте [46]. Действительно, все отличительные признаки, которые суть видовые отличия рода, сказываются и о виде и об индивиде, например, поскольку отличительные признаки делают [род] "животное" "одушевленным" и "чувствующим", то они точно так же будут сказываться и о виде, то есть о "человеке" и об индивиде, то есть о некоем человеке.
В связи с тем, что это было изложено выше, и поскольку того требует краткость повествования, пусть будет достаточно сказано об этом.
"Представляется, что каждая субстанция обозначает некое [определенное] "это". В отношении первых субстанций является бесспорным и истинным, что они обозначают некое [определенное] "это". Ведь то, что они обозначают, индивидуально и одно по числу. Что же касается вторых субстанций, то кажется, в соответствии со способом именования (figura appellationis), что они сходным образом обозначают некое [определенное] "это", [например], когда кто-нибудь говорит "человек" или "животное", что, однако, неверно, ибо в большей степени он обозначает "каково [есть то или иное] нечто", ведь то, что есть субъект, [здесь] не есть [что-то] одно, как в случае первой субстанции, так как "человек" и "животное" сказываются о многом. Но [вторые субстанции] обозначают не просто некое "каково это", как, например, "белое", ведь "белое" не обозначает ничего иного, кроме качества. Вид же и род определяют качество относительно (circa) субстанции, ведь они обозначают, какова та или иная субстанция. А определение по роду будет более [широкое], чем по виду, ведь говорящий "животное" охватывает больше, чем [тот, кто говорит] "человек"" [47].
Вершина творчества Боэция — небольшое сочинение «Об утешении философией», написанное в тюрьме перед казнью. Оно теснейшими узами связано с культурой западного средневековья, а своими поэтичностью и гуманизмом сохраняет притягательную силу и для людей нашего времени. В течение многих веков «Утешение» оставалось неисчерпаемым кладезем философского познания и источником, откуда черпались силы для нравственного совершенствования и противостояния злу и насилию.В «Утешении» проза чередуется со стихами — Боэций избрал довольно редко встречающуюся в античной литературе форму сатуры, т.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Боэций как один из родоначальников схоластического анализа христианских догматов.В сущности, реализация аристотелевской логическо-категорийной структуры на христианско-теологическом субстрате.
Настоящий том «Библиотеки античной литературы» по существу впервые знакомит русского читателя с латинской поэзией IV–VI вв. нашей эры. В книгу вошли произведения крупных поэтов той эпохи, таких как Авсоний, Клавдиан, Рутилий Намациан, стихи менее значительных авторов, и анонимные произведения. Не менее велико и разнообразие представленных в книге жанров — от крупной поэмы до мелкой эпиграммы. Разнообразие и новизна материала — залог большой познавательной и культурной ценности данного тома.
Логические трактаты Боэция - характернейший пример рафинированной схоластической логики и силлогистики раннего европейского средневековья. Авторитет Боэция как логика был в Средние века чрезвычайно велик: его имя называли вторым после Аристотеля.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.