Кометы Оорта - [28]

17

Что Деккер действительно умел делать хорошо, так это не волноваться. Дело было за работой, и он работал. Он грыз курсы, которые с его точки зрения не имели никакого смысла; даже историю Англии и «политологию», что бы там ни было. Шокирующую мысль о возможном закрытии проекта «Оорт» он временно выбросил из головы и, когда на тестовом мониторе в апартаментах отца появились первые его отметки, он был доволен и даже слегка поражен, узнав, что занял третье место на своем курсе.

Отец, с другой стороны, только кивнул.

— Ты много работал и много учился, — заявил он. — Чего же еще ты ожидал? Только приналяг еще на математику, поскольку это должно хорошо выглядеть.

— Что должно хорошо выглядеть? — переспросил Деккер.

Но отец уже, одев наушники, углубился в матч Найроби-Йоганесбург по футболу. Деккер вернулся к занятиям.

Единственно, за что он действительно волновался, было то, как отнесутся его соученики к этому марсианскому новичку, белому марсианскому новичку, поднявшемуся над двадцатью девятью из тридцати двух человек класса. Как выяснилось, они вовсе не казались недружелюбными. Афира Кантадо, молодая женщина, оказавшаяся в классе четвертой — то есть, она была бы третьей, не займи ее место Деккер, — лишь бросила на него при объявлении результатов краткий кислый взгляд. Но остальные поздравляли его, шутили вместе с ним или вообще об этом не упоминали, что его больше всего устраивало.

Шутки относились, в основном, к его акценту, но Деккера давно уже это не волновало. Он был не единственный, кто говорил смешно. Это они говорили странно, потому что — сказал ему мистер Каммингс, когда они болтали перед началом занятий — у него совершенно естественный английский для человека из семьи, родители которой окончили хорошие школы. Число «хороших школ», как выяснил для себя Деккер, ограничивалось двумя: парой университетов под названием «Оксфорд» и «Кембридж». Причина того, что эти молодые люди посещали подготовительную школу, заключалась в том, что как только они получат свои аттестаты, большинство из них отправятся заканчивать свое образование в ту самую «Англию», где находятся эти самые «хорошие школы».

Узнав об этом, Деккер почувствовал себя значительно лучше. А когда он обнаружил, что эти студенты представляют собой цвет молодежи Найроби, он не стал так волноваться о сравнении с марсианскими студентами.

Другим, что стал постепенно познавать Деккер, было то, что не все черные были одинаково черными. В его изначально ограниченном представлении, все земляне были просто землянами. От отца он узнал, что конкретно этих землян называют кенийцами, а теперь обнаружил, что даже кенийцы воспринимают себя еще более раздробленными. Почти половина всех юношей и почти все девушки называли себя «кикуйу», в то время как дюжину высоких, тощих, почти с марсианской внешностью людей называли «масаи». Но и это было еще не все, поскольку было еще десяток тех, кто происходил из других «племен».

Деккеру пришлось все это объяснять, причем не один раз. Оказывается, племя — это совсем не, как выяснил Деккер, одно и то же, что дем. Племена различались в наборе генов, не в местоположении. И что удивительно, человек продолжал оставаться частью своего племени, даже если переезжал в дем другого племени.

Это Деккера просто изумляло. Какое имеет значение, кто твоя родня?

Но судя по всему, это имело значение; хотя за исключением того факта, что масаи были по сравнению с кикуйу высоки и вытянуты в пропорциях тела, чем приятно напоминали марсиан. Деккер не мог бы отличить людей одного племени от людей другого. Впрочем, кикуйу это удавалось. Без промаха. Честная пропорция «гражданских» классов, как правильно назывались «толкай-хмыкай»-занятия, были посвящены этой теме. Мистер не упускал тогда случая напомнить своим студентам, что не имеет значения, из какого племени происходят их предки, они не только равны, но и на самом деле одинаковы.

Тут-то и возник вопрос о Деккере. Подняв руку, Афира Кантадо, указала на марсианина.

— Он не такой, как мы.

— Конечно, такой же, Кантадо, — терпеливо ответил Камммингс, — или по меньшей мере, вам следует вести себя так, как будто он такой же, как и вы.

Это девушку явно не убедило, и учителю пришлось объяснять дальше.

— Ты знаешь, что есть основы хорошего гражданского сознания. Тебе нет необходимости любить ближнего. Нет ничего страшного в том, что кто-то вызывает у тебя неприятие. Совершенно естественно — испытывать неприязнь к кому-то. Важно — то, что всегда тебе следует держать свою неприязнь при себе — за исключением занятий, конечно. Если ты позволишь неприязни и агрессии вылиться в окружающий мир — вот тут-то и начинаются все конфликты, жестокость и в конце концов, это может привести к войне. А мы ведь этого не хотим, так? Так что нам необходимо, Де Во, ты хочешь что-то сказать?

Дело в том, что Деккер уже с минуту назад поднял руку.

— Мы на Марсе ведем себя иначе, — указал он.

По классу пронесся тихий шорох, едва ли не хихиканье. Мистер Каммингс обвел студентов предупреждающим взглядом.

— Нет, конечно, нет, Де Во, — согласился он. — В разных местах различные обычаи. Насколько я понимаю, на Марсе смысл подобных занятий заключается в том, чтобы научиться любить друг друга, правильно?