Комета Лоренца - [16]

- Э, можно вас? Простите.

Я повернулся к ним лицом и остановился.

- Понимаешь, - с трудом выговорил один, - мы соревнуемся. Я плюю на секундную стрелку, потому что она быстрее идет, а я трезвее, а он - на минутную. Будь другом, посуди - в чью пользу счет.

Я посмотрел на часы и сказал:

- Тут нет секундной стрелки.

- Как нет? - удивился тот, что трезвее.

- Так нет, - сказал я и добавил: - И вообще часы эти давно стоят.

- Нет, ты серьезно? - не поверил мне трезвый.

- Серьезно.

Видимо, такого поворота он не ожидал, видимо, это было для него уже сверх меры и он заплакал.

- Не плачь, - сказал его товарищ и качнулся. - Чего плакать, когда ты победил и у нас "Довгань" остался? Все будет хорошо.

Они обнялись и пошли прочь, в неизвестном мне направлении.

Марьин дом стоял серый и темный. Светилось буквально несколько окон. И мне стало как-то неловко. Был я здесь один-единственный раз, а встречались мы с Марьей в другой квартире, похожей на продуктово-вещевой склад. Она говорила, что это и есть склад ее подруги-бизнесменши.

Поднялся пешком - лифта в этом подъезде не было. Его, по словам Марьи, украли еще до того, как дом сдали в эксплуатацию. И сначала долго обещали выбить в министерстве дополнительный внеплановый лифт и установить его в имеющуюся шахту, а потом пришли иные времена, и все обещать перестали, говоря, что того министерства больше нет, есть другое с тем же названием, и они здесь люди новые и ничего об отсутствии лифта не знают, на основании того, что в документах он присутствует, работает и регулярно подвергается техническому обслуживанию и текущему ремонту.

На третьем этаже кошке стало интересно, что происходит снаружи, и она высвободила голову, просунув ее между пуговицами рубашки. Так мы и пришли, и Марья встретила нас словами "ты не один?".

- Не хотел оставлять ее сегодня, - объяснил я присутствие кошки меж лацканами моего пиджака.

- Ну и хорошо, - сказала Марья. - Проходите.

Мы прошли. Я снял плащ и повесил зонтик на вешалку. Марья вынула у меня из-за пазухи кошку и тут же накормила ее отбивной. Кошка от неожиданности съела отбивную, забыв, что ест только кашу с кошачьими консервами.

Людей в квартире было немного, но человек десять было. Они, видимо, уже поели и выпили, и рассредоточились по пространству квартиры, чтобы отдохнуть от процесса еды и питья. Народ здесь подобрался не то чтобы странный, а не такой, каким я представлял себе Марьиных гостей. Внимания на меня никто не обратил. И это тоже показалось мне странным. Впрочем, и хорошо, что не обратили внимания. Зачем мне их внимание? Только лишние хлопоты лицу.

Поухаживав за кошкой, Марья усадила к столу меня. И тоже стала кормить и поить. Я выпил за ее день рождения. Она сказала спасибо, но со мной не выпила. "Перерыв есть перерыв", - объяснила Марья, добавив, что всему свое время.

- А кто из них твой муж? - по-глупому не сдержался я.

- У меня нет мужа, - сказала Марья. - То есть он есть, но в прошедшем времени.

- Так ты мне врала? - затеял я совсем уж неуместный разговор. - Зачем?

- Я тебе говорила все, что считала нужным, - сказала Марья. - А что не считала - не говорила. Я доходчиво изъясняюсь?

- Не злись, - сказал я. - Наверно, эта чертова комета на меня дурно действует.

- Чушь собачья, - сказала Марья. - Как говорится, не бери в голову, бери в рот, - и она налила мне еще рюмку.

- Кажется, это говорится по другому поводу.

- Повод не главное, - сказала Марья. - Главное - причина и ее следствия.

- Не скажи. Когда-то у нас работал человек по фамилии Повод. И стоило захотеть нам выпить, обязательно кто-нибудь задавал вопрос: "А повод есть?" Я снимал трубку, спрашивал "Повод, ты есть?", - и говорил остальным "повод есть, все нормально, можно начинать". То же самое проделывали еще человек двадцать. Или тридцать. Повод обижался, ругался, мол, задолбали своими шутками. В конце концов, он повесил на двери своего кабинета дощечку: "Я есть всегда. Повод".

- Слушай, - Марья даже не улыбнулась. - А вдруг она правда уже летит и сейчас приближается к нам со страшной космической скоростью?

Так как я сам только об этом в последние часы и думал, ни до чего лучшего, чем повторить Марьины слова, я не додумался. "Не бери в голову, далее по тексту", - сказал я.

- Пошляк, - сказала Марья. - За это, наверно, я тебя и люблю.

- Любят не за что-то, а ни за что, - сказал я.

- Дважды пошляк, - сказала Марья.

Я не стал с нею спорить. Я стал осматриваться в незнакомой компании.

- Ты меня с ними собираешься знакомить?

- Если хочешь. Только я знаю не всех. Здесь многие так зашли, на огонек и на запах яств. Пожрать, одним словом.

- Вон тот, цвета ржавчины - его знаешь?

- Его - знаю. Не сомневайся. Сеня. Мой лучший друг. После тебя, конечно.

Объяснение мне не понравилось. Но я промолчал. Зато сказал о другом:

- А я его тоже знаю, - сказал я. - То есть знал. Хороший был мальчик. Любознательный. Мне говорили, он бомжом стал. Видно, с кем-то спутали.

- Почему спутали? - сказала Марья. - Все верно. Он - по статусу - самый настоящий бомж и есть. Нетипичный - да, но бомж.

Я подумал, что такая встреча с прошлым, да еще дома у Марьи - это неспроста. В жизни так не бывает. То есть в жизни и не такое бывает. Она, жизнь, чего только нам не подсовывает. Но подсовывает почему-нибудь и зачем-нибудь, а не от фонаря.