Комедия убийств - [22]

— Похоже, здесь прошло целое войско, — озадаченно проговорил Скьёльд. — Кто бы это мог быть?

— Что это? Кто тут прошел? — подоспел запыхавшийся Сигвальд. Он здорово отстал, не зря остряки-соседи прозвали сына чужестранки Брюхотрясом.

«Скьёльд Зоркий, — подумал Сигвальд, поджав губы. — Скьёльд Ястреб».

— Что тут? — повторил вопрос Брюх отряс.

Товарищи не ответили ему. Эйлиф, согнувшись в три погибели, внимательно разглядывал следы, медленно двигаясь вдоль тропинки, а Скьёльд подбежал к краю обрыва и, приложив ладонь козырьком ко лбу, принялся напряженно вглядываться в даль.

Внезапно мальчик резко повернулся.

— Это «Черный дракон» Бьёрна Хеммингсока, клянусь бородой Тора, — с уверенностью заявил он. — Посмотри, вон там.

— А где же отец? — озадаченно проговорил Сигвальд. — Ведь если здесь драккар соседа, то… Значит, он тоже вернулся?

Скьёльд поморщился — ну что за дурень? Ведь понятно же, что намерения у Бьёрна нечистые. Его дом — южнее, и если бы он, к примеру, хотел принести племени Эйрика невеселое известие о гибели вождя, то пришел бы на корабле открыто, среди белого дня. Тогда воин на деревянной сторожевой башне, чья единственная обязанность смотреть на море, чтобы вовремя заметить любое судно, идущее в бухту, увидел бы его ладью и затрубил в большой рог. Точно так же поступил бы и он, если бы прибыл сам Эйрик, только сигнал подал бы иной.

— В это время года редко кто возвращается, — произнес Скьёльд, хотя товарищ и сам все прекрасно знал. — Если воины не пришли до срока, значит, погибли или же остались зимовать в чужих странах. Бьёрн что-то задумал, может, он поссорился с Эйриком?

Сигвальд прикусил губу, друзья, особенно Скьёльд, никогда, если речь заходит о вожде, не говорили «твой отец», а только Эйрик. Друзья нарочно давали толстяку понять, что он сын рабыни, которую конунг давно разлюбил, и, бросив, вернулся к Бреттиве.

— Эй, ребята! — Они обернулись на крик и увидели, что Эйлиф машет рукой. Оба поспешили на зов. — Смотрите, — товарищ указал на желтое пятно на снегу, — моча не совсем еще заледенела, они только что прошли здесь, надо спешить.

Но как бы быстро ни бежали мальчишки, все равно опоздали. Поняли они это, еще поднимаясь на холм, за которым открывался вид на селение, где в рубленых бревенчатых домах и в мазанках из прутьев, обнесенных частоколом, спали и видели сны их братишки и сестренки. Но…

«Не встретить им нового дня», — поняли мальчики, увидев столбы дыма, поднимавшиеся из-за холма. Запах гари ударил им в нос, до ушей донеслись крики и звон железа…

Меньше всего жители селения могли ожидать нападения хорошо вооруженных профессиональных воинов. Мужчины в землях норманнов, те из них, кто посвятил себя служению Одину, отправлялись в дальние края, чтобы добыть богатства и славы, дома оставались лишь старики и больные, да еще те, кто избрал другую стезю: стал рыбаком, крестьянином или ремесленником. Такие не думают о войне и уж тем более не станут они нападать на селение, где живет семья морского конунга. Ведь он вернется и месть будет страшной.

Старик и юноша, дремавшие на сторожевой башне, умерли быстро, не успев подать знака своим. Это была первая кровь, пролитая в те предрассветные часы в селении Эйрика Бесстрашного. Первая, но не последняя.

Стальные кошки вонзились в мягкое дерево частокола, быстро и бесшумно вскарабкались морские разбойники по веревкам, попрыгали на снег за стену. Псы разбудили людей в домах, но было поздно…

Отсюда с пригорка поднявшимся на его вершину мальчишкам открывалась картина ужасного предательства. Воины Бьёрна Хеммингсона, казалось, обезумели. Такого не делали норманны и в чужих землях: они убивали всех, даже детей и женщин, а черный горбун стоял посреди площади возле огромного костра, воздевая к небу длинные, похожие на крылья коршуна, руки, и что-то кричал.

Бросая трупы, убийцы спешили дальше, чтобы деловитыми движениями лишить жизни очередные жертвы. Те немногие мужчины, которые оказались дома, пытались сопротивляться, но продержаться им удавалось недолго.

Вот на площадь, подталкиваемая в спину острием кинжала, ступая по снегу босыми ногами, высоко держа непокрытую голову с разметавшимися по плечам светлыми волосами, вышла стройная женщина с ребенком на руках, еще один ребенок, хватая ее за подол длинной холщовой рубахи, семенил рядом, стараясь во что бы то ни стало не отстать от матери. Воины, окружавшие предводителя, расступились, и женщина оказалась прямо перед Бьёрном. На лице его заиграла хищная улыбка.

— С пробуждением, мать богов, — проговорил он.

Воины захохотали, но женщина молчала.

— Жена сына Одина не хочет говорить с простыми воинами.

— Вы не воины, вы бабы, — с презрением бросила женщина. Смех стих, и она продолжала: — Справились с сонными калеками и детьми, настоящие викинги. Один уже приготовил вам почетные места за столом своего пира в Валгалле.

В наступившей вдруг тишине очень хорошо стали слышны звуки горевших в костре поленьев. Воины, покончив с «делом», волоча добычу, постепенно сходились на площадь, и очень скоро вокруг Бьёрна и жены Эйрика Бреттивы образовалась толпа.