Комедия о Российском дворянине Фроле Скабееве и стольничей Нардын-Нащокина дочери Аннушке - [21]
Савельич. Боярышня наша милая, проведать тебя пришел, от батюшки… (Стон.)
Фрол. Ишь, как про батюшку вспомнил, пуще стонать стала. Лучше закроем ее — не заснет ли?.. (Дворецкий отходит; Фрол, задергивает полог; тихо жене.) Ты стони, не переставай.
Савельич. Чем ее, господин Фрол Скабеич, пользуешь?
Фрол. Чем пользовать — охо-хо-хо! Видишь, болезнь какая: от родительского от проклятия. Кроме, как родительским благословением, вылечить ее ничем нельзя.
Савельич (рассудительно). Правда, истинная твоя правда. Так я пойду, родителю про все сдоложу. (Стон.) Ишь, стонет как: вчуже жалко. Так я пойду; что ее беспокоить-то!
Фрол. Ступай, Петр Савельич; провожу тебя. (Наливает.) А на дорогу посошок?
Савельич. Ох, разве посошок. (Выпил и идет.) Жалко боярышню-то. Рассказать — сердце родительское тронется. Охо-хо-хо! прощенья просим! (Уходит.)
Фрол (провожая). Охо-хо-хо, прощай, Петр Савельич, протай. (Уходит.)
Аннушка (выглядывает из-за полога). Ушли?
Варюша. Ушли.
Аннушка (вскакивает). Ох, Варя, чуть я чуть в лицо им не рассмеялась! Фролушка-т лицо какое плачевное состроил. Ха-ха-ха!
Варюша. Ха, ха, ха! А тот думает: вправду.
Аннушка. Ох, за Фролом, живучи, чему не научишься!
Смеются обе.
Возвращается Фрол.
Фрол. Ну, жена, целуй меня! (Целует.) Какова штука-то?
Аннушка. Ох, Фролушка! уж немало мы с Варюшей хохотали.
Фрол. Ишь, «вчуже», говорит, «жалко». То-то. «Родительское, говорит, сердце тронется». А я ему у ворот рублик в руку: так-то за рублишко растрогает — чудо!
Аннушка. Ох уж, Фролушка, чего только не придумаешь.
Фрол. А еще кобенилась — тогда в терему-то, помнишь?
Аннушка. Ну, что вспомнил! Дура тогда была.
Варюша. Стойте! Это что за шум?
Слышны шаги, топот и крики.
Фрол (схватив жену за руку). Стой! Не опять ли ложиться тебе?
Лычиков-сын (за сценой). Беги за мной, Лавруша!
Лавруша (за сценой). Пряник-то, петушка-т отдай!
Вбегают опрометью: Лычиков Савва и за ним Лавруша.
Лычиков (бросается целовать всех поочередно). Ой, Фролушка! — Варюша! — Аннушка, ну и с тобой по-родственному!
Фрол (шутливо гонит его). Ты что? с ума сошел — чужую жену при муже целовать! хоть бы крадучись.
Лычиков (к Варе). Ох, Варюша!
Варюша (толкает его). Опять! пошел!
Лычиков. Да ты послушай, радость-то какая! (Целует и притоптывая.) Ой-жги-говори-приговаривай!
Лавруша (цепляясь сзади). А мне-то пряник?
Фрол. Постой, Лаврушка. Дай рассказать.
Лычиков. Пряник? (Достает и дает.) На! Вишь — петушок, золотой гребешок, масляна головка! — Целуй меня!
Лавруша (бросаясь Савве на шею). Ой, Савушка, спасибо!
Лычиков. Ну, теперь слушать: приехал это отец с площадки, сейчас за палку-толстая такая у него есть — «жезл правления» зовется…
Фрол. И давай тебе тем жезлом спину править?
Лычиков. То-то, что нет! Я в ноги. Покаялся, что Варюшу люблю, Фролову, мол, сестру. Он и рот разинул, и жезл выронил…
Варюша. А ты что?
Лычиков. Я-то? Я — ничего. И не помню ничего, что дальше было.
Фрол. Что ж нам расскажешь, коль сам ничего не помнишь?
Лычиков. Кончилось чем, скажу. Разжалобил старика. Завтра к Нащокину. Коли он, говорит, простит, и ты, говорит, венчайся. Тогда, говорит, Фролова сестра тебе под пару будет. Родня, мол, богатая у нее!
Аннушка (мужу). Вот нам опять подмога приспела.
Фрол (Лычикову). А как нашо-т не простит?
Лычиков. Он простит — покоен будь!
Фрол. И вышло: наш он покой.
Лычиков. Верно говорю, простит. Сердце чует. А теперь — Варюша, что радости-то! Фролка, плясать давай! — Все пляши! — Лаврушка, и ты!
Лавруша. Я сейчас. Только петуху голову порешу (откусывает голову).
Запевают любую песню и подымают пляс.
Занавес опускается.
Действие пятое
Действующие лица
НАЩОКИН.
ЛЫЧИКОВ АЛЕКСЕЙ.
ЛЫЧИКОВ САВВА.
ФРОЛ СКАБЕЕВ.
ЛАВРУША.
САВЕЛЬИЧ.
НАЩОКИНА СТАРУХА.
СКАБЕЕВА АННА.
ВАРЮША.
МАМКА.
МАВРУША.
У Нардын-Нащокина.
Нащокины, старик со старухой, пригорюнившись, у стола сидят.
Старик. Охо-хо-хо!
Старуха. О чем, старик, заохал, а?
Старик. Так, старуха, так; ничего.
Старуха (помолчав). Охо-хо-хо!
Старик. Ты чего, старуха, охаешь? а-а?
Старуха. Ох, отец, дочку повидеть хочется. Ох!
Старик. Нельзя. Сказал: на глаза не пущу, и не пущу.
Старуха. Ох, полно-ка! Одна ведь дочка, старый, одна.
Старик. Была, старуха, была. Теперь нету.
Старуха. Как нету! Что говоришь! Грех. Жива ведь, жива.
Старик. Жива, нет ли — все едино.
Старуха. Грех, отец, грех… А я было…
Старик. Что было-то?
Старуха. Ох! уж что ни было!., сказать боюсь… осердишься… Ишь, ты грозный какой стал…
Старик. Где уж грозный! Ветер валит, на ногах не стою — где грозным быть! Грозен да не силен — сама знаешь, кому брат… Сказывай уж… (Нахмурясь.) Ну?
Старуха. То-то, силы нет, а все грозишься!..
Старик. Ну, уж сказывай… ну!
Старуха. Клянешь все дочку-то; да. А она лежит от клятвы-то, от твоей… стонет… раскликать не могут… То-то!..
Старик (мягче и тревожно). Ну?
Старуха. Вечор, в вечерни, посылала проведать — сердись не сердись, послала — не в тебя, не каменное сердце в груди-то, материнское, отец; материнское, несердитое, отходчивое.
Старик (все мягче и тревожнее). Ну? ну?
Старуха. Сказывают, лежит все. Нынче по утру посылала — все лежит же.
Старик
«Одна статья, недавно появившаяся въ печати, навела меня на мысль написать эти замѣтки.Статья эта ставитъ вопросъ о годности или негодности нашей учащейся молодежи чрезвычайно просто и умно. Авторъ и не думаетъ защищать молодое поколѣнiе: онъ отвѣчаетъ на обвиненiе фактами. Вы насъ обвиняете – таковъ смыслъ его статьи – такъ выслушайте – же какъ вы старались о нашемъ воспитанiи; мы неучи, посмотрите каковы ваши учоные, полюбуйтесь на тѣхъ, которые просвѣщали насъ. Всѣ, кому пришлось быть въ одно время съ авторомъ этой статьи въ университетѣ, конечно подтвердятъ правдивость его разсказа.