Комедия о Российском дворянине Фроле Скабееве и стольничей Нардын-Нащокина дочери Аннушке - [15]

Прощай, Анна; еще раз прощай. Чтой-то в самом деле скучновата, кажись? Учил тебя не скучать. С царевн бы пример брала. Татьяна-т свет Михайловна эк искусно книжку списала, и картины в ней писаны… Царе-т батюшка сестрой утешается. И ты бы — писать научена — книжку какую святую тож списала. А я бы гостям, как царь же, дочкой хвалился. А картины писать, мастера можно принанять — поучит. Ну, да полно, прощай (целует). А то вовек не кончим: мы, старые, поболтать любим. Едем, старуха, едем (идет, за ним дворецкий).

Стольничиха (обнимая дочку). Не кручинься, дочушка, авось тетка сегодня за тобой пришлет — все проедешься, порассеешься (целует). Иду, старый, иду! (Торопливо уходит за мужем в средние двери.)

Мамка и Аннушка.

Мамка. Что, царевна моя белая, призадумалась? О чем закручинилась?

Аннушка. Не знаешь! Ты-то не знаешь, о чем? — По нем все плачу, по нем! Видеть его хочу, слово молвить…

Мамка. Что, Аннушка, делать? Нешто я не хлопочу — сегодня чуть свет бегала — сестренка говорит: «Не знаю, с субботы, мол, и дома не бывал»…

Аннушка. Ох, хоть ее повидеть бы!..

Мамка. Кого еще?

Аннушка. Сестру его; с ней о нем поговорила бы, поплакала.

Мамка. Да как же ее повидеть?

Аннушка. Ох, старая! Догадки у тебя нет… Приведи ее, сейчас… пусть торговкой нарядится, кружевницей что ли… кружев будто продавать придет…

Мамка (догадалась). Стой! Да мы его самого кружевницей проведем!

Аннушка. Его — не надо; ее, сестру, проведи.

Мамка. Аль ты думаешь, что плут, он — так и провести его нельзя? Небось, проведем. Аль его-то расхотела?

Аннушка. И теперь хочу, сейчас хочу, сию минуту. Только хочу, чтоб он пришел, сам бы пришел.

Мамка. Да он и придет; не иной кто.

Аннушка. Не то ты говоришь! Хочу, чтоб своей волей пришел, сам — поняла? Коль не забыл — придет!

Мамка. Аль не одно: сам ли придет, я ли приведу?

Аннушка. Что ж мне по-твоему — стыдо-т девичий вовсе забыть, да к нему бежать? А как погонит? Как позабыл, подумал: «Не удалось-де раз, вдругорядь пытаться не стану»? Тогда что?

Мамка. Полно-ка! Что ему от тебя, от счастья своего, отворачиваться? не победнела ты с тех пор. У родителя-то, слава богу, денег не меньше стало.

Аннушка. Ох, нет в тебе стыда нисколько! Совсем, совсем бесстыжая!..

Мамка. Вот на! меня же бранить!

Аннушка. Ох, тяжко мне, тяжелехонько! Где он? Чего нейдет? Давай его! Его хочу, его — Фролушка, Фролушка, где ты?

Мамка. Полно-ка! Стыдись — еще меня бесстыдством корила — на весь дом голосишь.

Аннушка. Всю-ту я зиму здесь тосковала; от матушки крадучись, ночи напролет молчком проплакала… хоть теперь-то дай погоревать вволю… Ох, моченьки моей нет! Тяжелехонько мне, девушке!

Мамка. Бесстыдница! Говорю, перестань! Идет кто-то, перестань…

Аннушка. Ох, Фрол ты, Фролушка!.. Ох, тяжелехонько! (По лестнице слышны торопливые шаги.)

Мамка. Идут, говорят тебе, идут…

Вбегает опрометью Мавруша.

Аннушка (вскочив). Где? кто? а? зачем?

Маврушка. Не полошайся, боярышня: я это, Маврушка.

Аннушка. Ты? Чего тебе?

Маврушка. Ох, боярышня, наверх сюда бежала, запыхалась. Приехали там за тобой.

Аннушка. Кто приехал? кто?

Маврушка. От тетушки, от игуменьи. Каптана приехала. Старик какой-то: ни ключник, ни ключников брат, — не разобрала хорошенько.

Аннушка. Ох, отлегло! Перепугала было!

Маврушка. Прости, боярышня, — ненароком.

Аннушка. Ну, ступай. Скажи, я — сейчас. Старика сюда позови. Дворецкому скажи, распорядился бы. (Маврушка уходит.) Ну, мамка, идем, одеваться живей. (Идет в боковую дверь.)

Мамка. Чего торопиться! Невидаль какая: в монастырь ехать…

Аннушка (остановившись). Ох, все лучше, чем здесь. Опостылело мне здесь все, стены, комнаты, ровно тюрьма какая.

Мамка. Ну, идем, идем. Авось тебя проветрит; в монастыре-т чудесно… (Обе ушли.)

Входят в среднюю дверь: Савельич, Маврушка, Фрол — одет монастырским ключником.

Савельич. Доложила, Маврушка, что от тетушки приехали?

Маврушка. Доложила; старика сюда позвать велела, а тебе — распорядился бы.

Савельич. Ступай, доложи: пришел, мол, старик.

Маврушка. Ладно. (Шмыгнула в боковую дверь.)

Савельич (Фролу). Так ты клюшнику-то как — братаном приходишься, двуродным братом?

Фрол. Ни, родным. Сказывал я тебе: мы вологодцки; брато-т тут в монастыре в ключах ходит, а я там, у себя, в монастыре тож… так теперь в побывку приехал… Брат, значит, Митрофан Семеныч…

Савельич. Верно.

Фрол. А я, значит, Микула Семеныч, брат его родный. А тебя Петром Савельичем звать? Дворецкий ты?

Савельич. Верно.

Фрол. Так и брат сказывал. Ты, говорит, к Петру Савельичу, к дворецкому… от моего имени скажи: «Мать-де-игуменья послала, а самому-де мне недужится; ногу, скажи, как летось, свело…»

Савельич. Опять ногу свело?

Фрол. Опять! На костылях ходит! Беда! — А Савватей, возник, у вас дома ли?

Савельич. Нет. Со старыми господами к Троице уехал. — А что?

Фрол. Повидаться думал. С боярином с вашим у нас на прошлой неделе был.

Савельич. Так; кормить станете?

Фрол. Нету. В Филях кормили. Беда такая — как в деревню въезжать — шина на колесе и лопни, — пока сваривали, мы и покормились. А теперь и рад бы, да к вечеру велено предоставить. То есть, скажу тебе, Петр Савельич, так это ей племянницу видеть захотелось — беда. Будь помоложе, али мирская — согрешил бы, брюхом, мол, хочет, подумал.