Комедиантка - [82]

— Но и высшие наслаждения. Любовь волнует одного человека, искусство же — целое общество, это синтез. Его любит все человечество; из-за него страдают, и оно же приносит бессмертие.

— Это только мечты. Тысячи людей, прежде чем убедиться в этом, отдали жизнь недосягаемому призраку, и тысячи людей прокляли его.

— Да! Жизнь этих тысяч была миражем, зато они чувствовали больше, чем те, которые ни о чем не мечтали.

— Но они не были счастливы, так чего же стоят их мечты…

— А остальные счастливы?

— В тысячу раз больше, чем… мы!

Это «мы» он многозначительно подчеркнул.

— О нет! — воскликнула Янка. — Мы бываем счастливы равно и в горе и в радости, в муках и восторгах; уже и то счастье, что мы можем развиваться духовно, желать необъятного; создавать в своем воображении миры более совершенные, чем те, что нас окружают; и даже в самые горькие минуты мы способны петь гимны в честь красоты, бессмертия и мечтать, но мечтать так, чтобы совершенно забыть о жизни и жить только в мечтах!

В этот момент Янка чувствовала себя очень счастливой, волнение мешало ей говорить, и она торопилась высказать все самое важное и сокровенное.

Ее видения приняли сейчас такие отчетливые формы, так захватили ее, что Янка уже забыла о своем собеседнике и выражала мысли все более и более отвлеченные.

Интерес, с которым Владек слушал ее вначале, сменился нетерпением.

«Комедиантка!» — думал он с иронией.

Он был уверен, что Янка для того расправляет перед ним павлиньи перья восторга, чтобы ослепить и покорить его. Ои не отвечал и не прерывал Янку, но ее философия наводила на него скуку: свое счастье он определял тремя словами: «Кабак, деньги и девица».

— Немного сентиментальна эта роль Марии, — добавила Янка после долгого молчания.

— Мне она показалась лиричной, и только.

— Я хотела бы сыграть Офелию.

— Вы знаете «Гамлета»?

— Последние два года я читала только драмы и мечтала о сцене, — просто ответила Янка.

— Поистине, стоит преклонить колена перед таким энтузиазмом!

— Зачем? Нужно лишь помочь ему… дать простор…

— Если б я мог. Поверьте, я всем сердцем хотел бы видеть вас на вершине славы.

— Да, — ответила она не очень убежденно. — За «Робина» большое спасибо.

— Может быть, переписать вам роль?

— Перепишу сама, это доставит мне удовольствие.

— При разучивании роли, если пожелаете, я мог бы вам подыграть.

— Мне неловко отнимать у вас время…

— Оставьте мне несколько часов на спектакль, а остальным временем можете располагать как угодно, — горячо проговорил Владек.

С минуту они смотрели друг на друга.

Потом он долго и с чувством целовал Янкину руку.

— Завтра начинаю учить роль, у меня свободный день.

— Я тоже не участвую в спектакле.

Владек вышел, недовольный собой: хотя он и называл ее комедианткой, но ее прямота и увлеченность заставляли признать ее превосходство как человека и как артистки.

Владек иронически посмеивался над Янкиными речами, но нравилась она ему безумно и с каждой встречей все больше.

Янка лихорадочно взялась за «Робина».

Через несколько дней она уже знала на память не только свою роль, но и всю пьесу. Янка так загорелась желанием сыграть героиню, что жила теперь только будущим спектаклем. Давнишние мечты, на время приглушенные нуждой и театральной лихорадкой, опять вспыхнули ярким пламенем и загипнотизировали ее. Снова театр переполнил все ее существо, так что в сознании уже не осталось места для чего-либо другого; в минуты экстаза он представлялся Янке мистическим алтарем, который вознесся над повседневным бытом и пылал огнем, как куст Моисея,[35] являя собой ослепительное чудо.

Владек бывал у Янки каждый день перед спектаклем, ему уже наскучили эти совместные чтения, его раздражало, что Янка, по-сумасшедшему отдаваясь искусству, на него самого не обращает никакого внимания. Он не мог пробиться со своей любовью через этот лихорадочный энтузиазм, и все же по-прежнему навещал ее.

С каждым днем он все сильнее жаждал ее любви. Ее наивность и талант, который он угадывал, еще больше разжигали его чувство; к тому же Владек давно мечтал о такой утонченной, образованной любовнице. Его грубая, чувственная натура заранее наслаждалась победой.

Было очень заманчиво овладеть девушкой очаровательной и необыкновенной, совсем непохожей на его прежних любовниц.

Он жаждал близости с ней еще и потому, что Янка представлялась ему одной из тех дам высшего общества, на которых Владек не раз смотрел с вожделением, прогуливаясь по Уяздовской аллее.

Владек догадывался о том, что он небезразличен Янке, и опутывал ее сетью, сотканной из улыбок, нежных слов, вздохов и преувеличенного внимания.

Для Янки это был самый прекрасный период ее жизни. Нужду она презирала, как временное неудобство или преходящее страдание. Совинская после визитов Владека снова подобрела к ней. Она посоветовала Янке продать все лишние платья и даже предложила свои услуги.

Время текло в нетерпеливом ожидании спектакля.

Жизнь напоминала замысловатый сон. Сквозь призму мечтаний мир опять казался светлым, люди — добрыми. Она забыла обо всем, даже о Глоговском; письмо его, так и не дочитав, убрала в стол, отложила на будущее — сейчас она жила только будущим.