Комедиантка - [4]

Кренская ничего не умела делать, но духом не пала. Как только последний из поклонников бросил ее, со свойственной ей изворотливостью она нашла выход из положения, поместив в «Газете келецкой» объявление о том, что пожилая вдова чиновника ищет место компаньонки или управительницы в доме вдовца.

Ждать пришлось недолго. Явился Орловский, которому нужна была экономка. Янка училась еще в гимназии, а сам он не мог управиться с прислугой. Кренская прикинулась такой кроткой и тихой, и была так опечалена смертью мужа, что он, ни о чем не расспрашивая, тут же забрал ее с собой.

Орловский был вдов, получал хорошее жалованье, скопил тысяч пятнадцать. Его единственной дочери, которую он не слишком баловал своей любовью и вниманием, дома тогда не было. Сначала Кренская заигрывала со служащими станции, но вскоре разобралась в ситуации, вошла в новую роль и уже не выходила из нее, решив непременно довести дело до счастливого финала — замужества.

Орловский привык к ней. Кренская сумела стать необходимой в доме и сделала это так умело, что никому не казалась навязчивой.

Длинные зимние вечера, осеннее ненастье еще больше приблизили ее к цели: Орловский в свои пятьдесят восемь лет страдал ревматизмом; его характер был и без того невыносимым, а во время приступов болезни он становился совсем невменяемым. Кренская умела отвлечь хозяина и умиротворить с житейской ловкостью, изощренной годами театральной практики.

Оставалось единственное препятствие — Янка. Кренская поняла, что, пока в доме Янка, свой замысел ей осуществить не удастся. Она решила ждать и ждала терпеливо. Орловский любил свою дочь и в то же время ненавидел. Ненавидел за то, что родила ее та женщина, которую даже после ее смерти он неустанно проклинал. Эта женщина после двух лет замужней жизни убежала с ребенком к родителям, не в силах больше сносить его причуды и тиранство. Орловский затеял тяжбу, хотел вернуть супругу силой, но развод разъединил их навсегда. Он приходил в исступление от злости, его ожесточенность, неслыханное упрямство, бешеная гордость не позволяли просить жену вернуться, хотя, возможно, та и пошла бы на уступки. Она была доброй женщиной. Но ее постоянно мучили болезни, которых не могли вылечить провинциальные врачи. У нее была душа мимозы, и каждая слеза, малейшее огорчение, печаль приводили ее в отчаяние. Она боялась грозы, дождя, лягушек, темных комнат, роковых дней и громких звуков; грубость мужа, естественно, убивала ее.

Прошло несколько напряженных, мучительных лет после бракоразводного процесса, и она умерла, оставив десятилетнюю Янку. Отец силой отобрал дочь у родственников жены, которые добровольно отдать ее не хотели, зная тяжелый характер Орловского и считая, что девочке нужно иное воспитание, нежели мог дать ей деспотичный отец.

Орловский ненавидел Янку еще за то, что она была девчонкой. Человеку с таким необузданным характером нужен был сын, на котором можно было бы испытывать кулаки и удовлетворять свои бесконечные прихоти. Орловский мечтал о сыне, представлял его себе рослым парнем, полудиким, неутомимым, могучим, как дуб, а тут родилась девчонка. Все бы он простил жене, но этого простить не мог.

Отец сразу отдал Янку в пансион и виделся с нею лишь раз в году, во время летних каникул; рождественские праздники она проводила у родителей матери.

Уже на третий год Орловский с нетерпением ожидал каникул. Он томился на безлюдной станции от одиночества, ни с кем не сближался; однако стоило приехать Янке, как между ними начиналась война.

Янка быстро росла и развивалась, но, зачатая, рожденная и выросшая среди постоянных ссор и скандалов, вскормленная на слезах и жалобах матери, она ненавидела отца, страшилась его издевок. Это породило в ней замкнутость, упрямство. Она бунтовала против отцовского деспотизма и скупости.

От матери Янке осталось несколько тысяч рублей, и отец заявил, что она должна жить процентами с этой суммы; сам же он не собирается давать ни гроша.

После платы за обучение в перворазрядном пансионе, а позднее в гимназии, девушке оставалось так мало на самые необходимые расходы, что она едва сводила концы с концами, стыдилась то драных туфель, то поношенного платья, а иногда ей недоставало какой-нибудь безделушки, и от этого тоже было стыдно. Служащие на станции смеялись над Янкой, и это ее особенно унижало.

Через несколько лет Янку стали побаиваться ее подруги; даже классные дамы часто уступали ее вспыльчивому, как у отца, характеру, не выносившему никаких удил. Она не плакала, не жаловалась, но от несправедливости готова была защищаться кулаками, ничуть не заботясь о последствиях.

Янка числилась самой способной ученицей. Ее откровенно недолюбливали, но вынуждены были признать за ней первенство, которое девушка завоевала, почувствовав превосходство над толпой однокашниц; они относились к ней, дочери чиновника, с высокомерием, смеялись над ее рваными туфлями, платьями и старались держаться от нее подальше. В ответ на насмешки Янка с яростью преследовала этих господских дочек.

Дикая натура развивалась в одиночестве. У Янки была только одна подруга, и та на правах собачонки, встававшей на задние лапки при первом оклике.