Комдив. От Синявинских высот до Эльбы - [8]
Как только Волчков ушел, мы с начальником отдела кадров капитаном Боничем приступили к работе. Прежде всего мы просмотрели личные дела, аттестации за прошлое время и записали каждому в характеристике, каким служебным опытом обладает и как аттестовывался в прошлом. В конце добавили только то, что знали о каждом, указав при этом, что за короткий срок совместной работы не было возможности хорошо узнать человека. В результате такого подхода характеристики оказались достаточно полными и правдивыми.
Когда Волчков вернулся в штаб, все характеристики лежали у него на столе. Он раскрыл папку и начал читать. Читал он вдумчиво, не торопился. Постепенно лицо его прояснялось. Дочитав последнюю характеристику, он с благодарностью посмотрел на меня, встал, обнял и, улыбаясь, сказал:
— Вы прямо кудесник!
Я был доволен, что этот славный, немного наивный человек воспрял духом. На ум пришли строчки из «Ларчика» Крылова:
Не стал я цитировать классика: не хотелось его обижать.
С тех пор Волчков стал больше мне доверять. Он уже не боялся оставлять штаб и выезжать в войска. Теперь он уже не докучал мне своими подробными указаниями.
Позже, когда он увидел, что разговоры по телефону с начальством у меня заканчиваются на более благоприятной ноте, чем у него, то и эту дипломатическую миссию возложил на меня.
Разговаривать с начальством надо действительно уметь. Одну и ту же вещь можно преподнести так, что в одном случае похвалят, а в другом — получишь нагоняй. Эту хитрую «науку» особенно хорошо многие из нас изучили на фронте.
Штабу приходилось заниматься еще и гарнизонными делами, так как Волчков был одновременно начальником гарнизона г. Красноярска.
В частях бригады люди, готовясь к отправке на фронт, вели себя на редкость дисциплинированно, и случаев чрезвычайных происшествий почти не было. Но совершенно по-иному вели себя те, кто находился на излечении в красноярском госпитале. Многие из них получили ранения при подходе к фронту, не побывав еще в боях и не успев сделать ни одного выстрела. Бравируя повязками и костылями, они изображали из себя героев, проливших кровь за Родину. Самовольно группами они удирали из госпиталей, напивались и устраивали драки на улицах города и в общественных местах. Начальники госпиталей жаловались на них, но были бессильны против самовольных отлучек, так как раненые с верхних этажей спускались через окна, связав простыни. Комендантский патруль, постовые милиционеры и местные жители относились к ним как к фронтовикам, снисходительно и всячески старались их «умиротворить». Но «фронтовики» не успокаивались, а еще больше распалялись. Видя, что их действия остаются безнаказанными, разбушевавшиеся «герои» избивали тех, кто пытался их урезонить, и лезли в драку с представителями власти. Тогда из милиции поступал сигнал SOS. Приходилось бросать работу и выезжать к месту происшествия. Из своего армейского опыта я знал, что в таких случаях надо действовать решительно и строго. Не разбираясь, кто прав, кто виноват, я действовал только командами, которые быстро приводили в чувство как победителей, так и побежденных. Утихомирив дебоширов, я строем отправлял их на гарнизонную гауптвахту, где за ночь в холодном помещении они приходили в нормальное состояние и в дальнейшем вели себя тише.
В декабре я заболел гриппом и лежал дома. Это был шанс видеть свою семью. Рано утром уходя на работу и возвращаясь далеко за полночь, я видел жену и дочку только спящими, а выходных дней мы не имели.
На третий день болезни утром, когда температура еще держалась, ко мне на квартиру принесли телеграмму из штаба СибВО следующего содержания:
«Вручить немедленно Волчкову. Подполковника Владимирова расчетом прибытия 14 декабря первым отходящим поездом командируйте распоряжение комвойсками».
«Наконец-то меня вызывают для отправки на фронт», — подумал я. Забыв о болезни, быстро оделся, собрал необходимые вещи и отправился в штаб бригады за проездными документами и в ту же ночь выехал в Новосибирск.
Начальник отдела кадров представил меня командующему, а затем начальнику штаба округа. Что говорил мне командующий войсками округа, помню плохо. От высокой температуры у меня кружилась голова, я едва держался на ногах, но все время думал о том, чтобы командующий не заметил моего состояния. В кабинете начальника штаба округа мне стало еще хуже. Я видел его как в тумане, слышал голос, но никак не мог сосредоточиться на его словах. У меня было только одно желание — как можно скорее добраться до вокзала, сесть в вагон, лечь и уснуть. А начальник штаба, как нарочно, все говорил и говорил, медленно расхаживая по своему огромному кабинету.
Из всего сказанного мне было ясно, что надо немедленно отправляться в поселок Уяр, станция Клюквенная (возле Красноярска), в месячный срок сформировать 140-ю отдельную стрелковую бригаду и отбыть с ней на фронт.
Как я добрался до своего вагона, не помню, наверное, шофер довез меня до вокзала и помог разыскать поезд и вагон.
Я сразу заснул, а проснулся перед самым Красноярском, весь мокрый от пота, но в гораздо лучшем состоянии. С вокзала я сразу поехал в штаб бригады, чтобы доложить генералу Волчкову о моем новом назначении.
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Приняв боевое крещение еще над Халхин-Голом, в годы Великой Отечественной Георгий Осипов совершил 124 боевых вылета в качестве ведущего эскадрильи и полка — сначала на отечественном бомбардировщике СБ, затем на ленд-лизовском Douglas А-20 «Бостон». Таких, как он — прошедших всю войну «от звонка до звонка», с лета 1941 года до Дня Победы, — среди летчиков-бомбардировщиков выжили единицы: «Оглядываюсь и вижу, как все девять самолетов второй эскадрильи летят в четком строю и горят. Так, горящие, они дошли до цели, сбросили бомбы по фашистским танкам — и только после этого боевой порядок нарушился, бомбардировщики стали отворачивать влево и вправо, а экипажи прыгать с парашютами…» «Очередь хлестнула по моему самолету.
Захватывающие мемуары аса Великой Отечественной. Откровенный рассказ о боевой работе советских истребителей в небе Балтики, о схватках с финской и немецкой авиацией, потерях и победах: «Сделав „накидку“, как учили, я зашел ведущему немцу в хвост. Ему это не понравилось, и они парой, разогнав скорость, пикированием пошли вниз. Я повторил их прием. Видя, что я его догоню, немец перевел самолет на вертикаль, но мы с Корниловым следовали сзади на дистанции 150 метров. Я открыл огонь. Немец резко заработал рулями, уклоняясь от трассы, и в верхней точке, работая на больших перегрузках, перевернул самолет в горизонтальный полет.
Герой Советского Союза, заслуженный военный летчик СССР В. В. Решетников в годы Великой Отечественной войны совершил 307 боевых вылетов, бомбил Кенигсберг, сам дважды был сбит — зенитным огнем и истребителями противника (причем во второй раз, выпрыгнув из горящего самолета с парашютом, приземлился на минное поле и чудом остался жив), но всегда возвращался в строй. Эта книга — захватывающий рассказ о судьбе поколения Победителей, о становлении и развитии советской Авиации Дальнего Действия.
«Морда фашиста была отчетливо видна через окуляр моей снайперки. Выстрел, как щелчок бича, повалил его на снег. Снайперская винтовка, ставшая теперь безопасной для наших бойцов, выскользнула из его рук и упала к ногам своего уже мертвого хозяина…»«Негромок голос снайперской пули, но жалит она смертельно. Выстрела своего я не услышал — мое собственное сердце в это время стучало, кажется, куда громче! — но увидел, как мгновенно осел фашист. Двое других продолжали свой путь, не заметив случившегося. Давно отработанным движением я перезарядил винтовку и выстрелил снова.