Комдив. От Синявинских высот до Эльбы - [4]

Назначен я был в запасной стрелковый полк заместителем командира по строевой части. Полк был большой, около 7000 человек личного состава. Два-три раза в неделю мы формировали маршевые батальоны численностью в 1000 человек и отправляли на фронт.

Командиром полка был полковник Никулин, прекрасный человек, очень спокойный и скромный. За все время работы он ни разу не повысил голоса, со всеми был вежлив и ровен. На общем фоне постоянной грубости, прочно укоренившейся в армии как обязательный атрибут командирской требовательности, он выглядел человеком, к которому не липла никакая грязь.

Первые несколько дней работы в полку Никулин приглядывался ко мне, но, увидев, что я быстро освоился с делом и работаю с душой, предоставил мне полную свободу, не опекая и не вмешиваясь в мою работу. За всю свою многолетнюю службу в армии я редко видел командиров, умеющих полностью доверять своим подчиненным и верить в их способности, как это умел делать полковник Никулин. Такое отношение окрыляло меня, я чувствовал прилив сил и с нарастающей энергией и необыкновенным наслаждением выполнял свою работу.

Часто приезжал к нам Торопчин, проверить, как идут дела, и оставался доволен. Это был уже совсем другой человек по сравнению с тем, кого я знал в Томске, менее самонадеян и всегда любезен со всеми. Уезжая, крепко жал нам руки и, показывая Никулину на меня, с отеческой гордостью говорил: «Мой воспитанник!»

Работы было много, но настоящие трудности ожидали нас впереди. Настали дни, когда на фронт надо было отправлять ежесуточно по одному, а иногда и по два маршевых батальона. В это горячее время, которое тянулось около месяца, нам почти не удавалось спать. Москва крепко нажимала на штаб округа, и мы понимали, что план отправки маршевых батальонов на фронт, несмотря ни на что, должен быть выполнен точно.

Чтобы не «промахнуться» в этом деле, командующий округом решил возложить ответственность за организацию этой работы на одно лицо, с непосредственным ему подчинением. Выбор пал на меня, как имеющего уже некоторый опыт.

Меня вызвали в штаб округа и представили командующему.

— Я доволен вашей работой, — сказал командующий, — но вижу, что многие вмешиваются и мешают вам работать. Поэтому я решил назначить вас старшим и ответственным за всю работу по формированию и отправке маршевых батальонов. Вы будете непосредственно подчиняться мне. Можете по своему усмотрению использовать офицеров штаба округа. В случае надобности, обращайтесь прямо ко мне. Ясно?

— Так точно, ясно, — ответил я.

— Есть ли у вас вопросы ко мне? — спросил командующий.

Я решил воспользоваться благоприятным моментом.

— У меня есть личная просьба, товарищ командующий. Я очень прошу вас, после того как справлюсь с этой работой, отправить меня на фронт.

И тут же рассказал ему о своем отце и в связи с этим мучившими меня сомнениями.

— Ничего отрицательного о вас мне не известно, — сказал он и, взяв телефонную трубку, попросил кого-то зайти к нему. Через несколько минут в кабинет вошел начальник Особого отдела округа.

— Вот т. Владимиров обратился ко мне с просьбой отправить его на фронт, — сказал ему командующий, указывая на меня, — и в то же время он сомневается, окажут ли ему доверие драться за Родину. Есть ли у вас компрометирующие данные и что вам известно об отце т. Владимирова?

Начальник Особого отдела взглянул на меня и, немного подумав, ответил:

— Нет, ничего компрометирующего нет. А об отце я постараюсь навести справки.

— Вот и прекрасно, — сказал командующий. — Сейчас вы нужны здесь, и сами видите, что и тыл нуждается в знающих офицерах. Даю слово, что при первой возможности, как только спадет напряжение, я направлю вас на фронт.

Я поблагодарил командующего и как на крыльях полетел на работу, которой было по самое горло. Надо было многое успеть сделать за очень короткие сроки. Чуть ли не каждый день прибывали две-три тысячи запасников. Их надо было распределить по военно-учетным специальностям, обработать в санитарно-пропускных пунктах, одеть, обуть во все военное, выдать снаряжение и личное оружие. Затем составить из них маршевые роты, батальоны и, снабдив запасами продовольствия, посадить в вагоны. Работа считалась законченной только после доклада начальника эшелона о принятии людей и готовности к следованию по железной дороге.

Мы имели дело с разными людьми, и с рабочими, и с колхозниками, превращая их в солдат и младших командиров. Переход из одного состояния в другое совершался в течение нескольких часов. Этот механический процесс был значительно короче процесса психологического. Успех же нашей работы во многом зависел от психического состояния людей, над которыми мы трудились. Друг друга мы понимали плохо. Мы спешили сделать из них солдат, а они совсем не торопились на этом пути. Мы чувствовали ответственность военного времени и были обязаны строго придерживаться графика работы, а они, оторванные накануне от родных мест, семьи и своего дела, мыслями своими были еще там, у себя дома.

Но беда была даже не в этом. К нам прибывало пополнение, по традиции изрядно подгулявшее и на довольно высоком градусе. С ним было невозможно нормально работать. Призывники представляли собой возбужденную, крикливую и шумную толпу, которая никого и ничего не слушала. Чуть ли не с каждым в отдельности приходилось вести разговоры или просто тащить за руку. Мы надеялись, что хмель скоро пройдет, однако заблуждались — чем дальше, тем больше люди хмелели. Казалось, что винные пары не испаряются, а сгущаются в их крови. Особенно трудно было в бане. Под двойными парами их так сильно разбирало, что никакие уговоры не действовали. Сидя на лавках в мыльной пене, они горланили песни, стараясь перекричать друг друга.