Комбат. Между мертвыми и живыми - [2]

Рублев вздохнул. Вот чего он терпеть не мог, так это всякой мистики. Сам он, в силу воспитания и образа жизни, во всякую нечисть не верил. Кое-какие армейские приметы и суеверия — вот и все, что разрешал себе Комбат. Ну а какой-то Черный Матрос. Господи, да и само это словосочетание отдает каким-то дешевым триллером. Или вовсе — пионерскими байками после отбоя. Из серии про Черную Руку, Желтое Пятно и тому подобное.

Горничная всхлипывала. Иностранец, судя по лицу, боролся с самим собой и решал — посмотреть на покойника или все-таки не травмировать свою психику. Рублев хотел было прикрикнуть на него, чтоб он исчез куда подальше, но тут снаружи пронзительно мяукнула сирена и по коридору протопали четверо ребят в штатском.

* * *

Старший лейтенант Крохин и Борис Рублев стояли возле двери в гостиницу «Арбат». Они курили, лейтенант жевал купленный в гостиничном буфете пирожок с рисом.

— Ну и? — спросил Рублев.

— Ну и ничего. На первый взгляд — самоубийство. Но доктор говорит — что-то не так. Вроде бы странгуляционная борозда не совсем укладывается в версию. Надо подробнее смотреть. А вообще теперь проблем, как ни крути, не оберешься. Даже не внешних. Ты, вообще, давно тут живешь?

— Пятый день, — ответил Комбат.

— Понятно. Тогда, конечно, ты не в курсе. Тут последний месяц смертность высокая.

— В гостинице?

— Ага. Персонал мрет как мухи. Вот, четвертый труп.

— Ни хрена себе! И что с ними?

— Ну, строго говоря, все укладывается в понятие «несчастный случай». Или самоубийство. Сначала охранника током убило — пьяным на кой-то леший полез в распределительный щит. Потом столяр на машине разбился, потом на кухне посудомойка выпила случайно средство от тараканов. Теперь этот хмырь повесился.

Рублев покачал головой.

— Да уж, весело! Теперь понятно, что за мистикой тут развлекаются.

Оперуполномоченный посмотрел на Комбата.

— А что за мистика?

— А ты что, не слышал? Какой-то Черный Матрос.

Крохин почесал нос.

— Ах, ты про это? Ну так про Черного Матроса только ленивый не слышал! История известная. В восемнадцатом году из порта вышел пароход в Одессу. И далеко не ушел — какая-то мразь подложила бомбу в трюм. Разворотило полднища, корабль утонул вон там, — опер показал пальцем в сторону моря.

Как прикинул Рублев, участок, на котором утонул пароход, находился в полукилометре от берега.

— Практически никто не спасся, — продолжил Крохин. — А на том пароходе везли батальон революционных матросов с Балтики. Так тела этих парней еще две недели к берегу прибивало. Им потом братскую могилу сделали — аккурат вот здесь. Ну а сразу после войны было решено построить здесь гостиницу. Ну могилку-то и сковырнули незаметно.

— О как. И теперь, значит, люди уверены, что матросы мстят?

Оперуполномоченный покачал головой.

— Не матросы. Один матрос. Там, по легенде, был такой страшный сибиряк, он этой ротой командовал. Если верить сказкам, то он однажды бился с пулеметом в одиночку против полка. И, что характерно, победил. В смысле — заставил отступить. Вот, а потом, после смерти, он тоже не мог простить обидчикам такого обращения с прахом боевых товарищей.

— И что, тут с самого начала чертовщина творилась?

— Нет, только месяц назад началась, — пожал плечами оперуполномоченный.

— Но под нее, конечно же, списали все нехорошее, что происходило в гостинице в последние несколько десятилетий? — предположил Рублев.

— В общем, что-то вроде того, — подтвердил опер.

— Понятно. Ну а что ты думаешь?

— Я думаю, что здесь что-то неправильно, — ответил Крохин, доставая из пачки новую сигарету. — Совсем неправильно. Ну, не зацикливаясь на каком-то там потустороннем матросе, конечно.

— Да, матросы тут явно ни при чем, — засмеялся Рублев.

Из гостиницы вынесли носилки, накрытые серой простыней. Из-под нее свешивалась рука мертвого — она безвольно болталась, как будто махая на прощанье этому миру.

— Вот и радуйся теперь этой путевке, — вздохнул Комбат.

— Да радуйся, чего уж там! Среди постояльцев — ни одной жертвы, — сказал Крохин.

— Спасибо, утешил, — покачал головой Комбат.

— Я старался. По долгу службы, — рассмеялся Крохин. — Ну, ладно, Борис! Всего тебе.

— И тебе. Может, при нормальных обстоятельствах свидимся, — ответил Рублев.

— Как знать, как знать.

Опергруппа, «скорая» и труповозка уехали. На крыльцо высыпал немногочисленный персонал, присутствовавший вечером на работе. Они смотрели вслед машинам и напряженно перешептывались.

Распахнулись входные двери — их открыли по-молодецки, или, как пишут во всяких былинах, «на пяту». В стуке и дребезжании стекла на крыльце воздвигся моложавый высокий дядька с лысиной, на которую были начесаны несколько жиденьких прядок.

— Ну! Что собрались?! — сипло выкрикнул он. — Работать идите!

Люди быстренько забежали внутрь. Дядька посмотрел на спокойно стоящего Рублева, прищурился и крикнул еще громче:

— А я что, не для тебя сказал? Марш работать!

— Я здесь не работаю, — спокойно ответил Рублев.

— В смысле? — опешил дядька.

— В прямом. Я здесь отдыхаю.

Дядька раскрыл рот, хватанул воздуха. И сказал уже совсем другим, извиняющимся и робким голосом:

— Вы не обижайтесь только. Я директор гостиницы. Сами понимаете, стресс нешуточный, уже ведь не первый это случай.