Командующий фронтом - [152]

— Мы хотим проферяйт.

— Чего? — склонив чуть набок голову, спросил Машков и шутливо погрозил пальцем.

Офицеры переглянулись и отошли.

Днем прибыл в вагон Безуглов, вызванный Лазо. После бегства розановских офицеров партизанские части покинули город. Покинул Владивосток и отряд Безуглова.

— Японцы бывают в отряде? — спросил Лазо.

— Отбою от них нет, Сергей Георгич, но дальше часовых они никак не могут пролезть. — Степан Агафонович почесал темя. — Я бы их пугнул, да боюсь — можешь осерчать.

— Нельзя, Степан!

Безуглов по голосу почувствовал, что предупреждение Лазо серьезное.

— Упаси боже! — сказал он, пытаясь успокоить Лазо. — Но только народ уж очень осерчал. Своих, говорят, прогнали, а самураев боимся.

— Степан Агафонович, я еду в Никольск, а оттуда в Гродеково к Шевченко. Тебе приказываю собрать бойцов, передать им мой привет и сказать, что время работает на нас. Советская Россия укрепится и заставит японцев убраться из Приморья. А пока надо крепить дисциплину. На днях отряд будет переименован в номерную воинскую часть. Бойцы получат обмундирование. Ясно тебе?

— Все ясно, товарищ главком.

— Я теперь больше не главком.

— А для нас — каким ты был, таким и остался. Шевченко низко кланяйся от меня.

Уходя из вагона, Безуглов поманил пальцем Машкова и сказал:

— Храни его! Тут, видишь, полным-полно… Недоглядишь…

Он пригрозил кулаком, спрыгнул с верхней ступеньки на путь и поспешил к казаку, державшему за узду безугловского коня. Легким движением Степан вскочил в седло. Конь, распушив пышный хвост, выгнул шею колесом и застучал звонкими подковами о булыжную мостовую.

Ночью Лазо отправил Военному совету телеграмму:

«Подготовьте приказ о переименовании Сергеевского отряда в 1-й Дальневосточный полк. Командир Безуглов. Необходимо снабдить полк небольшим типографским станком («американкой» или «бостонкой»), шрифтом, наборщиком, достаточным количеством письменных принадлежностей, а также обмундированием, медикаментами, картами, палатками».

Из Никольска Лазо сообщил:

«Попали на заседание военревштаба совместно с нашим командным составом. Заседание произвело на нас хорошее впечатление своим деловым характером и отсутствием многословия. При нас был скоро разрешен ряд вопросов, после чего мною был сделан краткий доклад. На другой день утром состоялось общее собрание 33-го стрелкового полка, а днем собрание Дальневосточного кавалерийского полка и партизанского отряда. Слабым местом никольцев, безусловно, является то, что среди гарнизона почти не ведется политико-воспитательная работа. Это положение можно облегчить, командировав сюда работников из Владивостока.

На собрании командиров и представителей от частей мною был сделан подробный доклад. Собрание носило очень оживленный характер. Общее впечатление хорошее. Части настроены революционно. Высший командный состав весь назначен заново. Из среднего комсостава половина осталась на местах, другая — вновь назначена.

В плохом состоянии партизаны, они до сих пор полностью не вооружены и не обмундированы».

Приезд Лазо в Цимухинский отряд вызвал ликование. Шевченко, обхватив Сергея Георгиевича, целовал, как отец сына.

— Не ругай, бо не можу… Любый мий, дорогий!.. Знову ты с нами. Тут треба порядок заводить. Самураи хотят вагоны увезти в Маньчжурию. Я, як дипломат, заявив: «Що наше — то наше, а що ваше — то ваше. И не зачипайте Гаврилу Шевченку, бо вин як вдаре, то от вас одно мокрое место залишится». Злякались и ша!..

Лазо от души смеялся над «дипломатией» Шевченко и тут же объяснил, что в Гродеково в помощь ему будет назначен начальник гарнизона. В тот же день он сообщил Сибирцеву и Луцкому:

«Сегодня видел Шевченко. Совместно с ним и членами ревштаба выяснил положение в Гродекове. Все станицы выносят решения о признании новой, революционной власти. В ближайшие дни состоится войсковой съезд уссурийского казачьего войска. Луцкому присутствовать на этом съезде».

Перед отъездом к Лазо пришел начальник станции. Это был старый железнодорожник, хозяйственный и расчетливый человек. Поглаживая пальцами седые усы, он казался Лазо почему-то хитрым, но слова его были убедительны:

— Поймите, что всякое дело любит одного хозяина. Все тут распоряжаются: и комендант, и ревштаб, и командир партизанского отряда, и гражданские власти. А японцам это на руку. «Хозяина нет, — думают они, — так мы сами похозяйничаем». И приказывают мне подавать порожняк, сами что-то грузят, а станцию назначения дают в Маньчжурии. Видали жуликов! Я им еще ни одного вагона не дал, но бороться дальше нет сил.

После ухода начальника станции Лазо написал обстоятельное письмо Военному совету.

«Необходимо, — писал он, — в спешном порядке издать приказ о невмешательстве военных властей в железнодорожные дела. Все требования на подвижной состав должны подаваться через комендантов. Имея в виду чисто стратегическое положение Гродекова, я думаю назначить коменданта, который пользовался бы правами начальника гарнизона. Это должен быть человек решительный, способный и в случае появления неприятеля предпринять необходимые меры.

Несколько слов о японцах. У партизан установились с ними дружественные отношения, они угощают друг друга табаком, даже ходят под руку. Японцы украшают себя красными ленточками, и были случаи, когда японские солдаты срывали с себя погоны и топтали их. Это говорит о том, что японские солдаты сочувствуют нам, но при этом нельзя забывать о бдительности».