Командующий фронтом - [142]

Лазо за два с лишним года потерял немало друзей. Нелегко сходился Сергей с людьми, не со всеми он вступал в дружбу, но уж если верил человеку, то крепко и безгранично. «Революция требует жертв, — думал он, — я ведь сам говорил об этом партизанам, но почему гибнут именно мои друзья? Погибла Лебедева, погибли Кларк и Бронников, погиб Таубе, Миша Попов, погибли братья Балябины и Богомягков. И вот теперь, оказывается, погиб и Кодряну. Мучительно переживать смерть близких, родных по партии друзей».

В комнату вошла шестнадцатилетняя девушка с длинными светло-русыми косами и произнесла:

— Дядя Сева, он пришел!

Лазо понял, о ком идет речь, и украдкой вытер слезы.

Дверь отворилась, и на пороге остановился высокий человек в новой шубе с бобровым воротником, держа в руках шляпу. Он был похож на столичного актера, и только руки выдавали его — на пальцах были узлы, которые обычно образуются у старых рабочих.

— Илья Илларионович Сухотин! Я приехал сюда с целью открыть банкирскую контору.

Это был условный код.

Сибирцев встал, крепко пожал руку гостю и сказал:

— Знакомьтесь! Наш командующий — Лазо.

Сергей Георгиевич по-военному вытянулся.

— Я представлял себе вас уже пожилым. Вы откуда родом?

— Из Бессарабии.

— Лазо, Лазо… — несколько раз повторил Сухотин, — право, не догадываюсь, какой вы национальности.

— Молдаванин.

— Как и Фрунзе!

— «Фрунзе» по-молдавски «лист», — сказал Лазо. — На моей родине это распространенная фамилия. Во многих наших песнях неизменно фигурирует лист: зеленый, дубовый, осенний, виноградный.

— Запахло экзотикой, — пошутил Сибирцев. — Может быть, займемся делом?

Сухотин снял шубу и, бросив ее на спинку стула, заметил:

— Честное слово, стыдно ходить в таком роскошном армяке.

Лазо от души рассмеялся.

— Сколько вы намерены здесь пробыть, Илья Илларионович? — спросил Сибирцев.

— Не больше недели.

— Тогда перенесем вашу информацию на общегородскую партийную конференцию.

— Очень хорошо! — согласился Сухотин.

На нелегальной общегородской партийной конференции, проходившей в строжайшей конспирации, обсудили причины неудавшегося мятежа Гайды.

— Почему не удался мятеж? — спросил у делегатов Сибирцев и тут же ответил: — Потому, что фельдшера подвели «союзники»: американцы и японцы. Они заверили «демократический» блок, созданный из эсеров и меньшевиков, в том, что сохранят нейтралитет, но нарушили его. Из этого следует сделать вывод. Японцы и американцы, для которых Приморье огромный кладезь богатств, не покинут наш край, пока мы сами их не вытурим. В то же время мятеж, в котором приняла участие кучка рабочих и крестьян, поверивших эсерам и меньшевикам, произвел сильное впечатление на трудящихся. Все убедились в том, что не только рабочие, но и интеллигенция недовольна режимом Розанова. На днях мне пришлось беседовать с Лазо. Он спросил: «Как только мы свалим розановскую власть, то сразу перейдем на советскую систему?»

— Иначе быть не может, — раздались отдельные голоса делегатов.

— Наш командующий, к чести его, не отстаивает такую точку зрения, — продолжал Сибирцев, — он лишь задал вопрос. Дальневосточный комитет партии считает, что власть в нашем крае должна сперва перейти в руки объединенного революционного комитета. Подготовка к восстанию должна вестись под флагом земской управы. Раньше чем начать восстание, мы проведем генеральную репетицию в виде однодневной забастовки, но главную роль сыграют наши партизанские отряды, находящиеся в тайге. С этой целью комитет партии постановил создать военный отдел и назначил его руководителем Сергея Лазо.

С места встал делегат Эгершельда — портового района города — и, не прося у председательствующего слова, перебил Сибирцева:

— Не нужно нам земство. В России советская власть, а мы что — маленькие? Разве в октябре семнадцатого года большевики блокировались с земцами? Товарищ Сибирцев что-то напутал, не верю, чтобы Дальневосточный комитет стоял на такой точке зрения.

Начались споры: одни считали, что прав комитет партии, другие поддерживали мнение представителя Эгершельда.

— Тише, товарищи! — старался успокоить делегатов председатель конференции. — Слово имеет представитель Москвы, товарищ Илья.

Мгновенно все стихло.

Сухотин говорил медленно, но убедительно:

— То, что товарищ из Эгершельда задал такой вопрос Сибирцеву, вполне уместно, но его сравнение неудачно. В октябре семнадцатого года большевики, опираясь на миллионные массы солдат, рабочих и крестьян, подняли восстание против меньшевиков, эсеров и контрреволюционной военщины. Перед нами в те дни был один враг — отечественная контрреволюция. Здесь же, в Приморье, иная картина. Во всем крае интервенты. Они сильно вооружены, на рейде стоят их корабли. Если бы Дальневосточный комитет знал, что интервенты не посмеют вмешаться и помочь белогвардейцам, то он тотчас бы назначил вооруженное восстание. Начать же борьбу с интервентами грозит тем, что Советская республика будет вовлечена в войну на Дальнем Востоке. Это опасно. Лучше готовиться к перевороту под демократическими лозунгами, временно передать власть земской управе, а уж потом установить полностью советскую власть, ибо Дальний Восток — неотъемлемая составная часть нашей республики.