Командиры мужают в боях - [81]

Теперь тоже был октябрь, но как много переменилось с тех пор! Уже не оккупанты теснили нас, а мы гнали их прочь с нашей земли.

Под покровом ночи автоматчики начали переправляться через реку, чтобы вцепиться в кромку противоположного берега и дать возможность полку преодолеть водную преграду.

1-му и 3-му батальонам 39-го гвардейского стрелкового полка предстояло форсировать реку следующим вечером. Все было рассчитано и подготовлено заранее. Подразделения находились неподалеку от берега. Меня вызвал командир полка и назначил своим заместителем на том берегу, поручив координировать действия стрелковых батальонов и роты автоматчиков.

Перед нами простирался голый песчаный остров, плоский как стол, за ним — пересохшее старое русло Днепра и высокий, покрытый лесом правый берег.

Солнце близилось к закату. Я обдумывал, как лучше действовать, и очень сожалел, что со мною не было Нефедьева. Пришел почтальон и протянул мне письмо. Глянув на конверт, я увидел, что письмо из дому, от отца. После приветствий и пожеланий скорейшей победы шли строчки, которые резанули сердце недобрым предчувствием: «Будь, сынок, мужественным…» Так и есть! Отец писал: «Нас постигло горе, большое несчастье, виной которому война… Твой брат, наш дорогой Петя, погиб 18 августа 1943 года в боях с немецкими захватчиками и похоронен в городе Краснодаре. Воевал так же, как и ты, в гвардии. Ты должен отомстить за смерть брата, но не будь безрассудным, без толку не рискуй… Мы трудимся на колхозных полях и в меру своих сил помогаем вам. Наш колхоз сдал два плана хлеба в фонд обороны…» Дальше шли приветы и пожелания родственников, но это уже прошло мимо сознания.

Много смертей довелось увидеть за годы войны. Я терял боевых друзей и тяжело переживал их гибель. Но то, что теперь нет у меня брата, которому только в июле исполнилось двадцать лет, казалось невероятным!

Вспомнились детские годы. Когда родился брат, отец принес меня в комнату и посадил на сундук, покрытый домотканым рядном. На голове у меня был повязан платок, словно на девочке. А мне не хотелось быть похожим на девочку. Какая-то бабушка купала маленького в деревянном корыте, а он кричал, и бабушка приговаривала:

— Цэ будэ, Петя, Петушок…

Вспомнился сад и то, как мы с Петей по заданию дедушки рвали вишни. Каждый должен нарвать по ведру, тогда можно идти на пруд купаться. И вот Петя, стараясь дотянуться до самой макушки дерева, вдруг сорвался и упал головой вниз. Он лежал с закрытыми глазами, а я просил его открыть их и говорил, что он может идти купаться, а я нарву два ведра вишен. Но Петя не откликался. Тогда я с криком побежал в другой конец сада за дедушкой…

А вот перед глазами встал голодный тридцать третий год. Мать собрала вещи, которые имели какую-то ценность, чтобы идти в аулы к карачаевцам, за Кисловодск, и выменять немного кукурузной муки. Нас четверых она оставила в нетопленном доме и разделила лепешки с начинкой из крапивы на столько порций, сколько дней ее не будет. Но не успела мать выйти на окраину хутора, а мы уже съели первую пайку, потом принялись за следующую — и так, пока не осталось ни крошки. От голода мы все распухли… Потом была весна. Мы в огородной бригаде культивировали свеклу. Петя вел лошадь под уздцы (запретили ездить верхом), а я, уцепившись за чепиги культиватора, шел за ним. К обеду уже не я им управляю, а он мною. На целый день двести граммов хлеба из полусгнившей сои. А утром волк на лугу запорол жеребца, и вся бригада потрошила коня. Нарезали и мы с Петей мяса и побежали домой варить его. Положили два самана, с крыши сарая взяли камыш и стали топить. Есть так хотелось, что не успевали глотать слюну. Петя сказал, что, наверное, уже готово, и мы принялись уплетать полусырое мясо без хлеба. После у меня началась рвота, а Петя стоял с кружкой и просил:

— Вань, выпей, пройдет…

Позже — я младший командир в училище, а он студент сельхозтехникума. Мы встретились в Орджоникидзе, я получил свои штатские вещи и передал ему костюм, ботинки и все остальное. Старшина торопил в строй, и мы простились. Разве я мог думать, что это наша последняя встреча! И вот у меня нет брата. Фашисты, которые убили его, — за Днепром. Не пройдет теперь мимо меня живым ни один… Хоть я не пулеметчик и не артиллерист, но поклялся отомстить…

Подошел Кузьмич. Помолчал. Скрутил цигарку.

— Что, плохое письмо?

— Брата младшего убили…

— А вы все: «Отведи, Кузьмич, в штаб». А на что их туда водить?..

— Найди-ка, Кузьмич, для меня, да и для себя, по большой саперной лопатке. Только укороти наполовину держаки, на том берегу с маленькой, пожалуй, не управимся. И в лодке она пригодится вместо весла.

— Скорей бы уж темнота, невмоготу ждать, — с этими словами ко мне подошел секретарь партийной организации батальона старший лейтенант Сергей Фомич Каралаш.

— Темнота темнотой, но сначала переправится третий батальон, а потом уже наш, так что надо набраться терпения.

Наконец наступил вечер. В полной тишине погрузились и так же тихо отчалили подразделения 3-го стрелкового батальона. Вслед за ними стал переправляться и 1-й батальон. Наша лодка мягко воткнулась носом в песок. Мгновение — и мы на берегу. Под ногами скрипел песок. Не успели пройти и несколько шагов, как встретили капитана Павленко, который замещал раненого Мощенко, и капитана Подкопая. Подкопай сообщил все, что успел узнать о противнике. Автоматчики Подкопая сумели выбить гитлеровцев из траншеи и в течение дня отразили несколько контратак.