Командиры мужают в боях - [34]

13 сентября 1942 года мы получили приказ о переброске нашей дивизии в Сталинград. Перед отправкой на фронт на митингах было зачитано обращение Военного совета Сталинградского и Юго-Восточного фронтов к воинам: партия, народ, Родина требовали от нас задержать, не допустить фашистов к Волге.

Дивизия была посажена на автомашины. Стояла жара, на степных дорогах сплошной дымовой завесой клубилась пыль, и ни передних, ни задних машин не было видно. Управлять на марше автоколонной мне еще не приходилось, да и средств для такого управления в моем распоряжении не имелось, и потому я чувствовал себя не в своей тарелке: сидишь пассажиром и на движение машин никак повлиять не можешь.

Уже после войны, в 1946 году, в газетном киоске купил я тоненькую книжку «Сталинградская битва» писателя Василия Гроссмана, в которой собраны его очерки, написанные на Сталинградском фронте в период с сентября 1942 по январь 1943 года, и с радостью обнаружил в ней строки, посвященные нашей дивизии, в частности, стремительному маршу на автомашинах:

«День и ночь пылили грузовики по плоской заволжской степи. Коршуны, садившиеся на телеграфные столбы, становились серыми от пыли, поднятой движением сотен и тысяч колес и гусениц, верблюды тревожно озирались, — им казалось, что степь горит, — могучее пространство все клубилось, двигалось, гудело, воздух стал мутным и тревожным, небо заволокло красной ржавой пеленой, и солнце, словно темная секира, повисло над тонущей во мгле землею.

Дивизия почти не делала остановок в пути, вода вскипала в радиаторах, моторы грелись, люди на коротких остановках едва успевали глотнуть воды и отряхнуть с гимнастерок тяжелую, мягким пластом ложившуюся пыль, как раздавалась команда: „По машинам!“ И снова моторизованные батальоны и полки, гудя, двигались на юг. Стальные каски, лица, одежда, стволы орудий, крытые чехлами пулеметы, мощные минометы, машины, противотанковые ружья, ящики с боеприпасами — все сделалось рыжевато-серым, все покрылось мягкой теплой пылью. В головах людей стоял шум от гула моторов, от хриплого воя гудков и сирен — водители боялись столкновений в пыльной мгле дороги и все время жали на клаксоны. Стремительность движения захватила всех — и бойцов, и водителей, и артиллеристов. Только генералу Родимцеву казалось, что его дивизия движется слишком медленно… И генерал все торопил движение, все повышал и без того бешеный темп его, все сокращал и без того короткие остановки. И напряжение его воли передавалось тысячам людей…»

Нужно отдать должное организаторам этого марша и шоферам. Мы прибыли к месту своего назначения — в Ахтубу — в полном порядке, никто не отстал.

Тут уже чувствовалась близость фронта: движение войск, масса машин, подвод, навстречу везли раненых. На рассвете нам на ходу роздали патроны, гранаты, и полк — теперь уже пешим порядком — направился к Сталинграду.

Над Сталинградом висел зловещий столб черного дыма, который мы видели по дороге в Ахтубу, а когда пришли в Красную Слободу, что напротив города, — он уже закрыл небо: горели нефтехранилища. В городе пылали пожары.

Мы пришли к переправе вечером, но от зарева пожарищ было светло словно днем. Сгрудились у колодца — напиться воды. Подошла девушка-лейтенант, зенитчица. Ну, наше дело молодое, завели разговор: кто да откуда? Она: «А вы?» Мы: «В Сталинград». Тут она как заплачет!

— Я была в зенитных частях под Сталинградом. Как танки подошли, мы против них зенитки развернули, стали стрелять. И все наши девочки там погибли… Убиты, раздавлены… Одна я живая осталась…

Не у одного меня сжались тогда кулаки.

Перед тем как переправиться через Волгу, нам роздали подробный план города. Гвардии майор Долгов поставил перед полком задачу — оборонять заводы: Тракторный, «Красный Октябрь» и «Баррикады». Нашему батальону — Тракторный.

Батальон погрузился на баржу, и мы, буксируемые катером, поплыли. Вот и середина реки. Слышно: в городе бьют немецкие пулеметы.

Говорю комиссару:

— Тимофей Андреевич, слышишь пулеметы? Немцы уже в городе.

— Не может быть, глупости!

Но люди, провоевавшие год, и во сне отличают вражеские пулеметы от своих. Уверенность же Нефедьева основывалась на том, что мы не знали истинной обстановки: нас призывали разбить врага у стен Сталинграда, потому-то и думалось, что фашистов в городе нет.

Командир полка, видимо опередив баржу, встретил нас на берегу. Со словами «Спасители приехали!» нас бросились обнимать какие-то незнакомые товарищи. Выяснилось, что они из частей, которые уже вели бои непосредственно в городе.

Меня это озадачило: «Раз так, — думаю, — дела здесь у них невеселые». Мы еще не знали, что в те дни противник, взломав нашу сталинградскую оборону, вырвался к Волге, занял господствующий над городом и Волгой курган и продвигался по центральным улицам.

Нам дали проводников, которые вывели батальон на Тракторный. На заводе — ни души. У берега торчала полузатопленная баржа с заводским оборудованием. Как расположиться, занять оборону, — указаний нет. Начал размещать роты фронтом на запад, чтобы люди видели, что делается впереди.

Уже занимался рассвет нового дня —15 сентября 1942 года.