Командировка - [55]

Шрифт
Интервал

— Вам заварки побольше, поменьше?

— Все равно.

— В нашем климате чай — спасение. Берите стакан, вот сахар, прошу. Не стесняйтесь!

— Спасибо, спасибо!

От неприязни ко мне, изгадившей нашу первую встречу, не осталось и следа. Он ухаживал за мной, как за желанным, дорогим гостем.

— Не торопитесь, горячо. Осторожнее, Виктор Андреевич, обожжетесь!

Сам он пил кипяток большими глотками, как квас. После каждого глотка шумно и глубоко выдыхал.

В благолепном молчании, обмениваясь улыбками искренней приязни, мы чаевничали.

— Эх, хорошо! Вот уж истинно хорошо! — говорил он.

— Великий напиток! — вторил я. — Великий!

— Живая вода. Истинное слово, живая вода!

— Кофе там, какао — это Запад. А мы — чаевники. Никуда не денешься. Азия.

— Верно. Так уж верно, Виктор Андреевич!

В комнату заглянула Шурочка.

— Тебе чего, милая?

— Мне ждать, Владимир Захарович?

— Иди к себе, Шурочка. Понадобишься — позовем. Я правильно говорю, Виктор Андреевич?

— Конечно.

«Сколько еще он собирается ломать комедию?» — подумал я. Капитанов точно услышал мой немой призыв.

— Ну-с, — он отодвинул стакан, всем своим видом показывая, как ему неприятно переходить к делам, как скучно. — Не хочется вас огорчать, Виктор Андреевич, а немножко придется. Есть одна маленькая неприятность.

Я в изумлении вскинул брови.

— Впрочем, пустяк. Женская экзальтированность, и все такое. Я думаю, ничего серьезного. Шацкая Елизавета Марковна. Впрочем, очень уважаемый на предприятии человек, заслуженный работник.

— А что с ней? — встрепенулся я, в свою очередь с неохотой выпуская стакан из рук. — Не захворала ли?

— Здорова, вполне здорова. Не волнуйтесь… Но вот она говорит шантажировали вы ее. Чуть ли не судом пугали. То есть прямо–таки в тюрьму грозили упечь принародно. Как же так, дорогой Виктор Андреевич? Я–то, конечно, не верю, но она собирается с жалобой идти по инстанциям. Такая петрушка.

— Елизавета Марковна?

— Увы… Женщина. Привыкла все на свой аршин мерить. Я ее утешаю, говорю, может, еще обойдется, не посадят в узилище, а она в слезы. Очень вы запугали ее, Виктор Андреевич. Очень.

Я взглянул внимательно в богатырские глаза Капитанова и увидел, что роль дается ему с трудом. Может, первый раз в жизни пришлось ему играть такую роль. Он был удивительно сейчас похож на чистопородного скакового коня, которому пришлось потрудиться на уборке территории. Изо всех сил сохраняя достоинство, он гордо похрапывает, бьет копытами, но липкий пот унижения струится по его морде.

Я не чувствовал ни раздражения, ни обиды. Мне его было почему–то жалко. И тошно мне было от его кривляний.

— Зачем решетка на окне, Владимир Захарович? — спросил я рассеянно и не к месту.

— Для конспирации, — тихо ответил Капитанов. — Да черт с ним, с окном–то… Тут такой казус, что не одну Шацкую вы запугивали. Инженер Прохоров тоже ведь на вас в обиде. Чудно даже. Двух дней не пробыли, а столько успели. Энергичный вы, судя по всему, человек.

— Хочу всегда как лучше, а выходит… — пожал я плечами, — Прохоров, надо же… Что же мне теперь делать?

Уже большим усилием сохранял Капитанов выражение чайной приязни. Перегнулся ко мне, посоветовал заговорщицки:

— Уезжайте, Виктор Андреевич. Поезжайте в Москву, остальное доверьте мне. Я все потихонечку улажу. Без всяких последствий. Самый разумный выход из положения.

Я встал — тягуче саднило в висках. Развезло меня от чая. Смотреть на богатыря мне было стыдно.

— Прекрасный вы специалист, — сказал я, — и так себя роняете. Зачем, Владимир Захарович? Стоит ли…

Капитанов тоже встал и повис где–то вверху красным лицом. Не глядя, я видел, как бешено подрагивали его губы. Дипломатия — псу под хвост, все роли — в мусорный ящик. В комнате стало шумно от нашего дыхания.

— Знаешь ли, столичный житель, что для меня значит этот узел? — спросил Капитанов.

— Может быть, — сказал я. — Но прибор не работает. Это объективный факт. Не работает по вашей вине.

— Мне начхать… — он выругался, точно выплеснулся, с судорожным облегчением, как умеют выругаться самые деликатные русские интеллигенты в минуту жесточайшей хандры. И он послал меня в самую дальнюю сторону, куда только можно послать и куда еще никому не удалось отыскать дорогу.

— Это мне нравится, — сказал я. — Спасибо.

Почти ослепленный какой–то соленой слепотой, я вышел в коридор и там руками оттер со щек его дикую ругань. Сердце хлюпало, как неисправный насос. «Прибор не работает, — повторил я сам себе, чтобы утихомирить боль. — А надо, чтобы работал. Ничего не попишешь».

Устремился я к проходной ловить товарища Прохорова. Не думаю, чтобы именно он был мне особенно нужен, захлестнуло меня какое–то помутнение, какая–то серая скука, и захотелось вдруг повидаться с Прохоровым. Капитанов сказал, что я его обидел, Прохорова. Неужели правда?

Присев на скамеечку неподалеку от асфальтовой тропы, я наблюдал тысячу раз виденное зрелище — поток людей, спешащих с работы, широкую, шаркающую подошвами ленту, суживающуюся клином в узкую щель проходной. Разнообразие лиц, походок, пестрота сумок, кофточек, галстуков — и на всем бледный отсвет усталости. Скорее, скорее домой, на волю, в прострацию вечернего отдыха. Когда я двигаюсь в таком потоке, то не чувствую одиночества.


Еще от автора Анатолий Владимирович Афанасьев
Между ночью и днем

На московского архитектора «наезжает» бандитская группировка, его любимая подвергается жестокому и циничному надругательству…Исход этой неравной схватки непредсказуем, как непредсказуем весь ход событий в романах Анатолия Афанасьева.


Зона номер три

Напряженный криминальный сюжет, изобилие драматических и любовных сцен, остроумная, часто на грани гротеска, манера изложения безусловно привлекут к супербестселлеру Анатолия Афанасьева внимание самых широких кругов читателей.


Грешная женщина

«Грешная женщина» — вторая часть самого «громкого» уголовного романа прошлого (1994) года «Первый визит сатаны». Писатель в этом произведении показал одну из болевых точек нашего смутного времени — криминализацию общественного сознания. Преступность как фон даже интимных, нежных человеческих отношений — удивительный феномен перехода к «рыночному раю». Изысканный, остроироничный стиль авторского изложения, напряженный драматический сюжет безусловно принесут «Грешной женщине» популярность среди наших читателей.


Первый визит сатаны

Современный мир в романах Анатолия Афанасьева — мир криминальных отношений, которые стали нормой жизни — жизни, где размыты границы порока и добродетели, верности и предательства, любви и кровавого преступления… «Первый визит сатаны» — роман писателя о зарождении московской мафии считается одним из лучших.


Мимо денег

Сегодня Анатолий Афанасьев — один из самых популярных современных писателей… Его книги везут почитать на отдых куда-нибудь в Ниццу или на Багамы живые персонажи его писаний. Пресыщенные «новые русские», полеживая на золотистом песке, по-мазохистски читают о своих же дьявольских деяниях… Афанасьев любит гротеск, любит бурлеск с фантасмагорическими героями… Его поразительная ирония вызывает шок у читателя.В новом романе «Мимо денег» писатель вступает в битву с сатанинским укладом, вторгается в страшный и мерзкий мир, как в синильную кислоту, в которой невозможно уцелеть живому…


Московский душегуб

Молодая красивая женщина становится профессиональным убийцей на службе у московской мафии.Она безжалостна к своим жертвам, но ее настигает любовь…


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.