Командир атакует первым - [4]

Нам он помог. Пара "мессершмиттов" бросилась в его сторону. Тогда Степан Карнач, которого мы прикрывали с Виктором Головко, меткой очередью свалил одного фашиста. Теперь ясно - нужно выручать командира, но сразу из боя выйти невозможно. Тут подбили и мой самолет. Очередь попала в мотор, перебила маслопроводы. Горячее масло заливало фонарь, прорывалось в кабину, обжигало лицо, руки. Мотор заклинило. Пришлось идти на вынужденную посадку. Посадил самолет на своей территории, но совсем рядом с передним краем. Бойцы из окопов криком предупредили, чтобы не выходил из кабины. Оказалось, что я - на минном поле и только чудом не подорвался. Вскоре подошли саперы и сделали проход, по которому вывели меня, а потом, под прикрытием темноты, вывезли самолет.

Но минное поле, возможность внезапного взрыва, обстрел вражеской артиллерии - это было не самым страшным. Трагическое произошло на моих глазах. На помощь фашистам подошли еще восемь Ме-109. И как ни старался Степан Карнач подтянуть карусель боя, в которой они крутились с Головко и Федосеевым, ближе к командиру, силы были слишком неравными. Не раз истребитель нашего командира уходил из-под удара противника, больше того, он сам старался атаковать и был близок к тому, чтобы настичь врага. Но вот несколько очередей "мессеров" прошили фюзеляж и плоскости его машины. Мотор задымил. Самолет терял управление. Однако, пока летчик был жив, он сражался. Сражался до последней возможности.

Много (раз у человека на войне бывают трудные минуты. И самым тяжелым мне кажется момент, когда ты ничем не можешь помочь товарищу в смертельной схватке. Бессильно сжатые кулаки, стиснутые зубы и одна мысль: "Прыгай! Прыгай!.."

Большие потери понес полк с начала войны. Но это была невосполнимая утрата. Не каждый командир в неразберихе первых военных дней, в трудный период отступления сумел организовать боевые действия полка так, как сделал это майор Федосеев. За личное мужество и отвагу, за умелое руководство полком Михаил Андреевич Федосеев посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.

Да, нам было трудно. Правда, в начале сорок второго года, уже на Керченском полуострове, в ВВС фронта и армейскую авиацию стали прибывать понемногу самолеты, да и летчики тоже. В основном это были совсем молодые ребята или вроде меня, Шмырева, Головко - пилоты с довоенным стажем летной работы, но не имеющие боевого опыта. Нас учили воевать такие умелые и храбрые командиры, как майор М. А. Федосеев, подполковник Я. Н. Кутихин, капитаны С. А. Карнач, Н. В. Смагин, комиссар полка батальонный комиссар В. А. Меркушев. В том, что меньше чем за четыре фронтовых месяца в тяжелых неравных боях сумел я сбить три вражеских самолета, прежде всего заслуга моих старших боевых товарищей.

Свой боевой счет я открыл в первый вылет со Степаном Карначом. Справедливости ради нужно, видимо, рассказать о первом своем боевом вылете через полчаса после прибытия в распоряжение командира эскадрильи.

Керченский и Таманский полуострова опоясаны ледяной кромкой. Дальше от берега сплошного льда хотя и нет, но волны - мрачные, свинцовые - с высоты кажутся застывшими. Держусь в строю за командиром. Первый вылет - оплошать нельзя. Посматриваю по сторонам. И вдруг... Со стороны Крыма - группа самолетов. Присмотрелся. Бомбардировщики. "Юнкерсы" - как на учебных плакатах. Ведущий не реагирует на появление противника. "Юнкерсы" все ближе. Идут тяжело. Нагрузились бомбами. И прикрытия нет. А капитан Карнач ведет четверку дальше. "Испугался, - думаю, - четыре боевых истребителя против восьмерки неповоротливых бомберов?!" Бросил я своего ведущего, группу и двинулся к бомбардировщикам...

Как вел бой, как стрелял - ни тогда, ни потом не сумел объяснить. Не помню даже, как домой пришел. Зато на всю жизнь запомнил разговор с комэском Карначом. Не выручило даже сообщение о сбитом мной "юнкерсе", пришедшее, оказывается тут же после возвращения. Оказывается, случайно, именно случайно мне удалось сбить самолет противника. Сам я ничего не видел.

Долго Степан Карнач вспоминал мне этот случай - и первый бой, который мог оказаться последним, и первую победу, которой могло не быть, и, главное, свои слова, сказанные перед вылетом: "От меня не отрываться". Он очень образно, не стесняясь в выражениях, объяснил мне, что мог и сам напасть на "юнкерсы", и насшибать их "себе на счет - им на страх". Но у него был приказ - разведка. По поводу моего бормотания об инициативе в бою вразумил: "Инициатива военного человека всегда, везде и во всем должна быть направлена на выполнение замысла, решения, приказа командира". Эти слова крепко запомнились.

С тех пор было немало боев, вылетов на разведку, на прикрытие бомбардировщиков, штурмовиков, где я ходил у капитана ведомым, пока сам не стал ведущим пары. И всегда был признателен командиру за урок...

В тот первомайский день противника мы не встретили и во втором вылете, хотя "провисели" над передним краем почти до полной выработки горючего.

Около двенадцати часов получен приказ на третий вылет - прикрытие группы пикирующих бомбардировщиков. Пе-2 должны были бомбить один из мостов.