Командарм Дыбенко - [3]

— Отправляйся-ка, парень, в Ригу, — посоветовал как-то напарник но прозвищу Ерш. — С такой силищей, как у тебя, богачом станешь. В Рижском порту грузчикам платят чистым золотом.

— Чего сам-то не едешь?

— Здоровьем слаб.

И Павел подался к морю, в неведомую Ригу. Отец выправил паспорт.

— Теперь ты взрослый, попытай счастья, — сказал Ефим Васильевич. — Меня оно не баловало, все стороной обходило. Советую не ссориться с начальством. Правду не сыщешь, за семью замками она схоронена, а в тюрьму опять угодишь. Уж так мир господом богом устроен…

— Бог все о богатых печется, а бедных забывает.

Ефим Васильевич покачал головой.

Мать сшила мешок с лямками, положила в него чистую пару белья, икону Николая чудотворца, перекрестила и протяжно сказала:

— Чего, Павлуша, не поищешь, того не сыщешь. С богом.

В мае 1908 года девятнадцатилетний Павел Дыбенко отправился искать работу.

До Риги добрался без происшествий… Город поразил своим величием. «Не чета Новозыбкову». Разочаровался, узнав, что порт не на море, а на реке, и уж совсем расстроился, когда отказали в работе. «Вот тебе и платят чистым золотом». Не удалось устроиться на вагоностроительном заводе и других предприятиях. Всюду одно и то же: «Своих бездельников хватает. Возвращайся откуда прибыл».

Деньги, что привез из дому, кончились. Пробивался случайными заработками: подносил вещи к поезду, убирал в магазине пустые ящики… Потеряв надежду найти постоянную работу, решил податься в деревню. «Может, в батраки где возьмут». И счастье улыбнулось. Зашел в одиноко стоявшую у дороги харчевню, смотрит, подвыпивший мужчина приглашает к столу. Сел. Тот молча налил стакан водки, пододвинул сковородку с жареной говядиной.

— Не стесняйся, ешь, пей, парень. Я добрый, — говорил мужчина.

Павел с жадностью смотрел на еду, но к ней не прикасался. Потом решился, но водку пить не стал. На жаркое нажал, сковорода быстро опустела. Половой принес другую, в кипящем сале шипела глазунья. И ее съел. Насытившись, отвалился на спинку стула, слушал «благодетеля». Звали его Крумелем, он купил шесть коров, двух лошадей, просит помочь перегнать их до хутора, куда-то под Либаву.

— Не обижу, парень.

Павел согласился, но об оплате не договаривался. «Добродетель» отказался платить за перегон скота.

— Деньги ты, парень, уже проел, — заявил кулак. — Работай за харчи.

Куда пойдешь с пустым карманом? Пришлось согласиться. Через месяц Павел покинул кулацкое хозяйство. Удалось пристроиться в Либавском военном порту. Но Рига не давала покоя. «Получу немного денег и вернусь туда», — думал Павел. Через неделю взял расчет. На билет хватило, да еще и осталось. Верил, что на этот раз повезет, обязательно устроится в Риге. И не ошибся. В первый же день Павел познакомился с двумя грузчиками, Львовым и Филатовым. Оба в недавнем прошлом балтийские матросы.

— У нас в артели много флотских, — сказал Львов. — А ты откуда притопал? В Риге, брат, не медом, а нагайкой потчуют…

Павел рассказал о Новозыбкове, о крестьянском восстании, и как-то сорвалось с языка, что он попал в «черный список», потому дома на работу его не берут. Достал из кармана оставшиеся медяки:

— Все богатство — двадцать шесть копеек с грошем…

— Аккурат хватит на покупку замка в Старом городе. — Львов положил руку на плечо Дыбенко.

— Что ж, позову на новоселье, — ответил на шутку Павел.

— О восстании и о «черном списке» помалкивай, — посоветовал Филатов. — А то вместо работы угодишь в башню «Толстая Маргарита» — мрачную тюрьму в Ревеле. Там нашего брата котлетами не кормят.

Когда грузчики беседовали о Дыбенко, старшего артельщика не было. Появился он как-то незаметно. Увидев новенького, спросил:

— Кто, откуда?

— Иван Григорьевич, возьмем парня в артель, — попросил старшего Филатов. — Детина здоровый, работать может.

— Да ведь самим дела не хватает, — ответил старший, внимательно разглядывая Павла. Спросил: — Политическая благонадежность не замарана?

— У него все в порядке, — бойко ответил за Павла Филатов. — Чист как херувим.

— Все вы херувимы, — улыбнулся Иван Григорьевич. — Хватит лясы точить, пошли на разгрузку.

Дыбенко приняли в артель. Первое время получал он несколько меньше других, но денег хватало, даже домой послал. За богатырскую силищу, веселый нрав его полюбили грузчики. Жил в общежитии холостяков в Задвинске. Около месяца спал вместе с Филатовым, потом купил койку. По воскресным и праздничным дням они обедали у Львова. Его жена Мария работала на мануфактурной фабрике. У них двое детей — пятилетний Миша и трехлетняя Любаша. Ютились в небольшой комнатке фабричного дома.

К обеду нередко появлялись незнакомые Павлу люди. Среди обычных разговоров — о дороговизне, о фабричных и портовых делах — речь заходила о политике, засилье тайных и явных агентов, от которых «дышать трудно», о произволе полиции и жандармов, о том, что такой-то осужден и отправлен «куда Макар телят не гонял».

«Львов и Филатов подпольщики, и друзья приходят к ним не без дела, — решил Дыбенко. По раз „крамольные разговоры“ ведутся при мне, значит, доверяют, считают своим». И еще уяснил: Филатов тут главный, именно он пригласил Павла на занятие подпольного кружка, давал книги. Беседы с передовыми рабочими и прочитанные книги позволили молодому Дыбенко многое понять и по-новому осмыслить, как жить, с кем и куда идти, за что бороться.