Колымский призрак - [20]

Разъяренная толпа уже двинулась к административному корпусу, когда с часовых вышек заговорили пулеметы, вжав в снег правых и неправых…

Зэки не могли пошевелиться до самого вечера. А с наступлением темноты были включены прожекторы и снова — даже дыхание караулили дула пулеметов.

— Может, хватит? Остыли уже люди, поморозятся, — попросил пощады для зэков командир роты охраны.

Но начальник зоны не соглашался. Он был слишком испуган бунтом и не успел прийти в себя.

— До утра держать мерзавцев на мушке, — отдал приказ. И он был выполнен.

Утром на дворе не встали по команде два десятка заключенных. Вмерзли. Их выбивали изо льда ломами, кирками. Молча. Негодуя втихую. А начальник искал зачинщиков бунта. И прознал… Полгода продержал двоих в штрафном изоляторе. Те вышли оттуда тенями.

Сопротивление было подавлено. Воры проучены. Урок запомнился всем. Но ненадолго.

Вернулся в воровской барак бугор. Пришло фартовое пополнение и снова воры стали обдирать работяг, как липку, и те уже не помышляли о сопротивлении.

Восемнадцать бараков в зоне. В каждом — свое сословие, обычаи и правила. В них чужому, да несведущему — не разобраться.

Аслан проехал по участку трассы, который делали «жирные», — так в зоне звали работников торговли. Их здесь два перенаселенных барака набралось. Они, как цыплята одной курицы, все были похожи друг на друга.

В зоне их дружно не любили. С первого и до последнего дня «жирные» старались любыми путями отлынивать от работы. Все они любили не просто поесть, а и получить от этого, как заправские гурманы, максимум удовольствия, все получали по многу посылок с воли. Каждый «жирный» старался пригреться тут пусть маленьким, но начальником — в теплом, сытном, желательно чистом месте: в хлеборезке, на кухне, в столовой, в библиотеке, на складе, в каптерке.

Пронырливые, оборотистые, они и здесь находили общий язык с начальством, исправно, но чаще других, платили дань ворам. Никогда не бузили. И участки трассы выбирали полегче и поближе к зоне.

Между собой они никогда не ругались. Понимали один другого с полуслова, со взгляда.

Всегда поддерживали друг друга. У них не было бригадира. Все считались равными.

И все же, несмотря на уживчивость, даже старый водовоз привозил им воду после всех. Позже других ходили они в столовую. И даже в клубе, где так редко крутили кино, «жирным» оставляли места «на галерке» — в проходах между скамьями.

Их слову никто никогда не верил в зоне. С ними не общались зэки других бараков. Да и сами «жирные» к этому не стремились. Жили особняком. Своими чужаками. Как пеньки в лесу.

Их работу на трассе мог отличить и узнать издалека даже неопытный глаз.

То, за что «жирные» не получали деньги, делалось небрежно, наспех. Виновных средь них найти было невозможно. А потому их всех разом лишал начальник зоны кино или горячего ужина.

Аслан поморщился, вспомнив рассказанный случай.

Заболел Кила. Простыл на трассе человек. Да так, что температура к опасной отметке подскочила. Таблетки не помогали. А мужик уже задыхался. Нужны были горчичники и мед.

Вот тогда и пошел к ворам за помощью Илья Иванович. Сказал бугру в чем нужду имеет. Тот, подумав, предложил вместе к «жирным» сходить. У фартовых ни горчичников, ни меда никогда не водилось.

Прихватив с собой троих кентов, Слон открыл ногой дверь в барак торгашей. Сразу попросил что нужно. «Жирные», едва уловив нюхом слабину, ведь их просили, ломаться стали, цену себе набивать.

Вот тогда и взбесился Слон. Отхлестал пару торгашей по физиономиям. Гаркнул так, что стекла дрогнули. И потребовал нужное — в сей момент.

Ох и заегозили, засуетились «жирные». Шарить стали всюду. А Слон матом поторапливал. Биографию каждого в трех словах рассказал. У «торгашей» уши — что флажки горели. Сверх требуемого банку варенья малинового сыскали. Все отдали, только чтобы скорее выметался фартовый из их ларька, как звали в зоне барак «жирных».

А вечером в столовой с Ильи Ивановича стольник потребовали. Отдал. Молча. Но с тех пор работяги старались обходиться без услуг торгашей.

Зона как зона… На Колыме эта еще не самой худшей была. Так говорили те, кто бывал в других местах.

Здесь даже воры уважали двоих мужиков: Илью Ивановича и Афиногена. Эти двое меж собой дружны…

А вот и дерево. Елка. Из одного корня два ствола выросли. Макушки вровень. Но у одной — словно сердце морозом прихвачено. Наклонилось слегка влево. А второе деревце, обняв лапой, придержало друга. Эту елку так и зовут: Илья с Афиногеном.

Говорят, они познакомились в тот день, когда Афиноген прибыл в зону.

Не будь Ильи Ивановича, туго пришлось бы Афиногену. Он всем рубил правду в глаза. Не умел держать свое мнение при себе. За то дорого платился. Сколько раз выручал его из неприятностей Илья Иванович — сам Афиноген со счету сбился.

И хотя часто предупреждал — не давай волю языку раньше рассудка! — уважал Афиногена и ценил в нем человека.

Вот и вчера единственный свой свитер ему отнес. Надел силой. Сам в латаной рубашке остался.

Когда, в бараке Илью Ивановича спросили работяги, — зачем он это сделал, ответил:

— Он в этой жизни нужнее, чем я. У него голова — одна на миллион. Ему надо выжить. А я — что? Работяга. Таких полно по свету. Есть и будут…