Колыбельная - [3]

Что ж! блажью женской я по горло сыт,

Пора безумцу протрезветь немножко;

Пословица, ты знаешь, говорит:

"И лучшая из кошек - только кошка".

IV

Полностью отдавшись литературным занятиям, Гаскойн снова ищет - и наконец-то находит - возможность поставить свое перо на службу королеве: граф Лейстер заказывает ему стихи и маски для королевских увеселений в своем замке Кеннелворт. В одной из масок Гаскойн предстал перед Елизаветой в роли дикаря, одетого в наряд из листьев, и от усердия сильно перепугал королевскую лошадь; но королева справилась с лошадью и благосклонно кивнула: "Продолжайте, продолжайте". Итак, долго лелеемая мечта осуществилась - луч монаршей милости упал на уже тронутую сединой голову поэта.

Гаскойн развивает успех: он составляет для королевы книгу "Благородное искусство псовой охоты" (1575) в стихах и прозе, по большей части позаимствовав материал из французских источников; возможно, он сам выполнил и рисунки к книге, на одном из которых дворянин свиты (некоторые усматривают портретное сходство с автором) преподносит королеве оленьи "орешки" на блюде из цветов и листьев. В качестве подарка на Новый, 1576 год (праздник, отмечавшийся в то времена весной) Гаскойн дарит Елизавете ранее написанную и понравившуюся ей "Повесть о Гемете-отшельнике" в переводе на латинский, итальянский и французский языки, демонстрируя тем самым свои лингвистические способности. На фронтисписе рукописи он изображает себя, коленопреклоненного, с копьем в руке и пером за ухом, преподносящего Елизавете уже не оленье дерьмо, а свою собственную книгу. На заднем плане девиз: Tam Marti, quam Mercurio ("Как для Марса, так и для Меркурия"), то есть годится как для военной, так и для гражданской службы.

В доказательство своего полного исправления и морального перерождения в том же 1576 году Джордж Гаскойн публикует "Зерцало поведения", "трагическую комедию" о блудном сыне, и большую сатиру "Стальное зерцало" (вступительные стихи к которой подписаны именем совсем еще молодого "Уолтера Рэли из Миддл-Темпла"). На следующий Новый год (1577-й) он дарит королеве еще одну рукопись: сборник элегий "Печаль в радости", соединяющий прославление королевы с морально-философскими размышлениями. Но воспользоваться плодами своих поэтических усилий Гаскойн не успел: его здоровье неожиданно ухудшилось и 7 октября 1577 года он умер.

V

Гаскойн - поэт невезения. Свой дом в вечности он построил из обломков разбитых иллюзий. Его лучшие стихи - воспевание и прославление своих неудач. Лишь на руинах собственной жизни, свалив с плеч ношу, он испытывает блаженную легкость. Бог вдохновения нисходит - и поэт пляшет, опьяненный внезапной свободой. Таковы "Прощание Зеленого Рыцаря с Фантазией" - краткая история жизни автора, всех ее обольщений и разочарований, и "Прошение о разводе", в котором он просит милостивую госпожу Смерть развести его с его любовницей и женой, то есть с Любовью и Жизнью. Такова же "Колыбельная Гаскойна", в которой поэт убаюкивает сам себя - свои мечты, свои ненасытные глаза, свой мужской пыл, свою утраченную молодость:

Как матери своих детей

Кладут на мягкую кровать

И тихой песенкой своей

Им помогают засыпать,

Я тоже деток уложу

И покачаю, и скажу:

"Усните, баюшки-баю!

Под колыбельную мою".

Я хотел бы провести параллель со стихотворением Уистена Одена с тем же названием "Колыбельная" (апрель 1972). Стоящее самым последним в его "Собрании стихотворений", оно представляет собой четыре больших строфы, кончающиеся рефреном: Sing, Big Baby, sing lullay. В нем так же, как Гаскойн, Оден на закате дня и жизни убаюкивает себя в сон и в смерть:

Сотри с лица заботу;

Твой круг дневной окончен,

Вся эта канитель

Оплаченные счета,

Отвеченные письма

И вынесенный мусор

Окончена. Ты можешь

Раздеться и свернуться,

Как устрица, в постели,

Где ждет тебя уют

И лучший в мире климат:

Спи, старичок, бай-бай!

Речь может идти даже не об одном, а о двух стихотворениях Гаскойна, стоящих за этим "бай-бай", - не только о "Колыбельной", но и о другом замечательном стихотворении - "Охота Гаскойна", в котором поэт глядит на себя, старого младенца, глазами умирающей лани:

Methinks, it says, Old babe, now learn to suck,

то есть она как будто говорит: учись сначала, старый сосунок. "Оld babe" Гаскойна и "Big Babe" Одена - практически одно и то же; по-видимому, Оден сознательно цитирует свои любимые стихи.

Поэты XX века охотно обращались к наследию елизаветинцев, причем каждый выбирал свое. Йейтс стилизовал свои названия под "Сборник Тоттела", Джойса влекло к Томасу Кэмпиону, Бродского - к Донну. Вероятно, существует и связь: Гаскойн - Оден. Не знаю, можно ли говорить о родстве душ, но трудно не заметить сходства их поэтик. Думаю, Оден целиком согласился бы с утверждением Гаскойна, что главное в стихотворении - "изобретение", some good and fine device.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Как матери своих детей

Кладут на мягкую кровать

И тихой песенкой своей

Им помогают засыпать,

Я тоже деток уложу

И покачаю, и скажу:

"Усните, баюшки-баю!

Под колыбельную мою".

Ты первой, молодость моя,

Свернись в калачик - и усни,